23. Назад в Макондо? Сообщение об исторической катастрофе (1990—1996)

1989 г. стал самым ужасным в современной истории Колумбии. В марте в аэропорту Эльдорадо было совершено покушение на будущего президента страны Эрнесто Сампера; получив множество пулевых ранений, он выжил чудом. В мае члены военизированной группировки попытались взорвать начальника тайной полиции Мигеля Масу Маркеса; он тоже чудом остался жив. В августе на глазах у народа был убит основной кандидат на пост президента от Либеральной партии Луис Карлос Галан. В сентябре была разгромлена редакция газеты El Espectador, взорвана бомба в отеле «Хилтон» в Картахене. Жизнь преемника Галана, партийного технократа Сесара Гавириа, едва он выставил свою кандидатуру, оказалась под угрозой со стороны наркоторговцев¹. В результате одной попытки, в ноябре, был взорван гражданский самолет, принадлежавший компании «Авианка»; погибли 107 человек, хотя самого Гавириа на борту не оказалось. В декабре перед зданием тайной полиции в Боготе была взорвана еще одна бомба; погибли десятки прохожих. И таких случаев было немало. Все это было внове. Конечно, сейчас гибло меньше людей, чем в разгар Violencia 1950-х гг., но тогда большинство погибших были никому не известные жители сельских районов; в действительности прежде многие сетовали, что при такой политической системе, как в Колумбии, почти никто не защищен от убийства, за исключением кандидатов в президенты двух традиционных партий, — если только эти кандидаты (как это было в случае с Гайтаном и Галаном) не раскачивают консенсуальную лодку, в которой каждая из партий попеременно плывет к запланированным победам в спокойных политических водах.

Ситуацию, конечно, изменили наркотики. Традиционные политические партии больше не были полновластными хозяевами жизни, потому что теперь им не принадлежала значительная часть национальных ресурсов, которые они могли бы распределять таким образом, чтобы сохранять стабильность своего положения. Появились другие игроки, со своими интересами. Соответственно появились и новые мишени. 3 ноября Excelsior сообщила, что, по мнению Гарсиа Маркеса, «война против наркотиков» (весьма популярное выражение в США) в той форме, в какой она ведется сейчас, «обречена на провал»². Писатель утверждал, что необходимо возобновить переговоры между правительством, герильей и наркоторговцами. Иначе, сказал он, Колумбия кончит тем, что станет жертвой империалистических замыслов США, нацеленных на то, чтобы заставить весь континент вести войну в их интересах.

Буквально через полтора месяца все, кто хотел видеть, увидели, что Гарсиа Маркес в очередной раз продемонстрировал глубокое понимание ситуации в американском полушарии. В конце декабря США, возглавляемые президентом Джорджем Г. Бушем, скорее ободренные, чем просто обрадованные падением Берлинской стены, вторглись в Панаму, убив сотни невинных граждан и похитив — впервые в истории — ее президента Антонио Норьегу, которого сами же и привели к власти. Конечно, Норьега был диктатор, и гангстер, и наркоторговец, и отпетый мерзавец (все это были предлоги для вторжения), но ведь еще несколько месяцев назад он был их мерзавцем. Таким образом, США вернулись к политике вторжения на территории других государств в тот самый год, когда Советы признали, что совершили большую ошибку, направив войска в Афганистан. В кубинской газете Granma за 21 декабря Гарсиа Маркес осудил американское вторжение в Панаму, но Granma была не тем изданием, к которому прислушивалось американское правительство. Все это были дурные предзнаменования, напоминающие о зловещих страницах прошлого.

В 1990 г. обстановка в Колумбии оставалась такой же, как в 1989-м. Группа «знаменитостей», видных общественных деятелей, явно при поддержке президента Барко, опубликовала открытое письмо, в котором говорилось, что наркоторговцев ждет «менее суровое» наказание, если они прекратят террор. Авторитеты Медельинского картеля согласились прекратить насилие и сдать оборудование по очистке кокаина в обмен на гарантии правительства. Но не всем наркоторговцам эта договоренность пришлась по душе, и вскоре резня продолжилась. В последних числах марта Медельинский картель расправился с Бернардо Харамильо, вторым кандидатом на пост президента от Патриотического союза (прежде — Революционные вооруженные силы Колумбии, РВСК). (РВСК — старейшая повстанческая организация; на последнем этапе Violencia ее основатели принадлежали к левому крылу Либеральной партии, а в 1960-х гг. они создали РВСК как военное крыло Коммунистической партии. Также РВСК — повстанческая организация, корнями глубоко уходящая в крестьянство, и это в стране, где в начале XXI в., как полагают, насчитывается самое большое в мире количество вынужденных переселенцев-крестьян. В 1980-х гг. РВСК попыталась встать на путь выборов и потеряла 2500 своих кандидатов и функционеров, которые были убиты военизированными «эскадронами смерти», зачастую сотрудничавшими с правительственными силами. Неудивительно, что она развернула широкомасштабную партизанскую войну.) Министра внутренних дел Карлоса Лемоса Симмондса его противники вынудили уйти в отставку, обвинив в том, что он организовал убийство Харамильо. Потом в конце апреля был убит третий кандидат на пост президента — Карлос Писарро. Лидер еще одного бывшего повстанческого движения, M-19, погиб в самолете, совершавшем внутренний рейс, от рук наемного убийцы, подосланного, по утверждению брата Писарро, полицией или членами «комитета бдительности». Тем временем главный наркобарон Пабло Эскобар обещал выплачивать по четыре тысячи долларов за каждого убитого полицейского. По всей стране стали взрываться бомбы, гибли сотни людей. На президентских выборах Сесар Гавириа, бывший начальник предвыборного штаба Галана, набрал 47,7% голосов. Из 14-миллионного электората в выборах приняли участие всего 45%. Наркоторговцы еще раз предложили правительству пойти на уступки в обмен на приостановку кампании насилия, но правительство отвергло их предложение. Программа Гавириа была нацелена на продолжение борьбы с наркокартелями и проведение конституционной реформы.

Именно в этот момент Гарсиа Маркес решил еще раз попытаться переехать в Колумбию. Интересно, стал бы он рассматривать эту возможность в столь мрачное для Колумбии время, если бы его не смущала политика Кубы? Оправившись от замешательства, он принялся вырабатывать свою новую политическую стратегию, цель которой теперь состояла не в том, чтобы продвигать дело кубинской революции как таковое, а содействовать тому, чтобы спасти Фиделя, — если придется, и от самого себя³. Теперь несколько раз бывало, что он признавал — правда, выдавая это за авангардистское чутье, — что «мы находимся на первом этапе новой непредсказуемой эпохи», но потом уточнял менее уверенно: эта новая эпоха, «судя по всему, призвана раскрепостить наше сознание»⁴. Однако он не упоминал, что эта новая эпоха олицетворяет собой крушение всего, во что он всегда верил. Вместо того чтобы признать это, он решил обставить дело так, будто все происходящее вполне оправдывает его ожидания: именно реакционеры и в первую очередь правительство США не осознают грандиозности того, что происходит в мире, и масштабность возможностей, открывающихся перед человечеством. Посему каждый человек, доказывал он, должен пересмотреть свои политические убеждения⁵. Это воистину был решающий момент в эволюции его мышления.

Казалось бы, теперь все должно измениться к лучшему. Но нет, стало только хуже. В конце февраля, через несколько недель после вторжения США в Панаму, на парламентских выборах народ Никарагуа, уставший от войны и с пессимизмом смотрящий в будущее на континенте, где по-прежнему доминировал северный колосс, проголосовал против сан-динистского правительства, пришедшего к власти и удерживавшего ее, несмотря на противодействие американцев. Гарсиа Маркес был в шоке, но сумел выразить уверенность в том, что сандинисты выиграют следующие выборы⁶. Фиделя Кастро исход выборов в Никарагуа не удивил, но, вероятно, он был разочарован и боялся за будущее собственной страны. Дело в том, что в конце 1980-х гг. Латинская Америка в целом была гораздо беднее, чем в 1960-х гг.; большинство стран региона погрязли в долгах. Всюду господствовали экономическая отсталость и несправедливость. Когда вышел роман «Сто лет одиночества», его восприняли как памятник экономической отсталости — причем в тот самый момент, когда благодаря революциям 1960-х гг. началось преодоление этой отсталости. Теперь же, в 1980-х, Латинская Америка, казалось, возвращалась к временам Макондо.

В Колумбии Гарсиа Маркеса повсюду преследовали журналисты. Как обычно. Он уже работал над еще одной исторической драмой об эротической страсти, которой будет дано название «Любовь и другие демоны». Свое возвращение он ознаменовал заявлением о том, что будет экранизировать произведение Хорхе Исаакса «Мария» (1867) — самый известный и популярный колумбийский роман до издания «Ста лет одиночества» — для колумбийского телевидения; фильм планировали выпустить на экраны в октябре. Гарсиа Маркес сказал, что это непростая задача и большая ответственность, но ему не терпится приступить к работе. Он надеется, что колумбийские домохозяйки над телевизионной версией будут плакать еще больше, чем их (и его) прабабушки в 1870-х гг. плакали над романом, лежащим у них на коленях. «Любовь, — сказал он (ибо "Мария" и впрямь лучшая книга о любви в истории Латинской Америки), — самая важная тема в истории человечества. Некоторые говорят, что важнее — смерть. Я так не думаю, потому что все привязано к любви»⁷. Он не мог бы более кратко и точно охарактеризовать собственную эволюцию понимания главной темы своей жизни.

Несмотря на заявление о своем «возвращении», к которому колумбийцы отнеслись со скептицизмом, ибо слышали это много раз, Гарсиа Маркес вместе с Мерседес вскоре уже был на пути в Чили и Бразилию, откуда супруги намеревались ненадолго вернуться в свое надежное убежище — Мексику. В Чили они ехали на инаугурацию (намеченную на 11 марта) Патрисио Эйлвина, первого с 1973 г. демократически избранного президента страны. Наконец-то Гарсиа Маркес получил некоторое удовлетворение от отставки Пиночета, который, как и сандинисты, потерпел поражение на выборах (но не ушел из политики). Писатель встречал Пиночета в Вашингтоне на подписании договора о Панамском канале в 1977 г., как раз во время своей «литературной забастовки» (которую он устроил из-за того, что Пиночет пришел к власти). Теперь они снова вместе присутствовали на церемонии, где из них двоих чилийский генерал, должно быть, чувствовал себя гораздо менее комфортно. (Лондонская The Financial Times не преминула заметить, что Пиночет теперь «блуждает в своем лабиринте»⁸.) Во время того визита Гарсиа Маркес принял участие в церемонии, которая произвела на него особое впечатление, — в повторном открытии (это был символический жест) Дома-музея Пабло Неруды в Исла-Негра, месте паломничества, закрытого диктатором на семнадцать лет. Его сопровождали Хосе Доносо, Хорхе Эдвардс, поэт Никанор Парра и председатель нового правительства Энрике Корреа.

Избранный в мае сорокатрехлетний Гавириа вступил в августе в должность. Он сразу же обратился к Национальному учредительному собранию с инициативой реформировать систему государственного правления: действовавшая тогда конституция Колумбии была принята еще в 1886 г., при единственном президенте-costeño Рафаэле Нуньесе, — и, конечно же, именно этого ждал от Гавириа Гарсиа Маркес, всегда говоривший, что старая конституция — это просто «теория». (4 сентября El País спросила у писателя, является ли он сторонником Гавириа⁹. Пока нет — был ответ. Но вскоре он им станет.) Новая конституция пересматривала государственное устройство страны и могла бы привести ее к совершенно иному будущему. 27 августа Гарсиа Маркес был выдвинут кандидатом в Учредительное собрание, которому поручили разработать новый документ. Следующие несколько месяцев пресса будет активно обсуждать возможное участие писателя в разработке нового проекта, с огромным удовольствием указывая на такие противоречивые факторы, как то, что Маркес является «другом диктаторов» и ни разу в своей жизни не голосовал на выборах.

Первые шаги Гавириа на посту президента были весьма конструктивными, но наркоторговцы не дали ему расслабиться, возобновив политику террора в тот же месяц, когда состоялась инаугурация. 30 августа гангстеры, работавшие на Пабло Эскобара, похитили журналистку Диану Турбай, дочь экс-президента Хулио Сесара Турбая, и вместе с ней еще пятерых репортеров. 31 августа бандиты попытались похитить работавшего на радио обозревателя Ямида Амата. Эти и другие им подобные события четыре года спустя лягут в основу документального произведения Гарсиа Маркеса «Известие о похищении», хотя в тот момент их смысл не был ясен даже ему. 3 сентября он придумал вторую фразу своего нового лозунга. Первая уже была знакома: «Времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними». Вторая, новая, звучала так: «Только Фидель может изменить Кубу. А вот Соединенным Штатам всегда нужен жупел»¹⁰. Остроумно, но сомнительно, что он советовался с Фиделем по поводу необходимости перемен на Кубе. Разумеется, сам Кастро публично о том никогда не говорил, но вскоре ему придется признать, что без экономической помощи СССР его страна оказалась в тяжелом положении, тем более что США эмбарго по-прежнему не отменяли. На Кубе будет объявлен так называемый особый период строжайшей экономии.

В 1991 г. Гарсиа Маркес укрепил свое положение в Колумбии и подтвердил намерение жить на две страны — Мексику и Колумбию: двоюродную сестру Маргариту Маркес, дочь покойного дяди Хуана де Диоса, он назначил своим секретарем и поселил в просторной квартире в Боготе, которую они с Мерседес приобрели по случаю их несостоявшегося возвращения. Но месяц, на который пришелся последний визит Гарсиа Маркеса на родину, снова выдался зловещим. Была убита пожилая женщина Марина Монтойя, похищенная Эскобаром вместе с другими заложниками. 25 января военные попытались спасти Диану Турбай, но она погибла, пытаясь сбежать от похитителей. Это вынудило Гарсиа Маркеса, обычно неохотно выступавшего в поддержку колумбийского правительства, сделать заявление. 26 января в интервью радио Caracol он сказал, что «Экстрадитаблес»^* — те, кто подлежит аресту и высылке в США, — должны «уважать жизнь журналистов»¹¹. 6 февраля была отпущена на свободу заложница Беатрис Вильямисар, но Маруха Пачон и Пачито Сантос, представитель династии El Tiempo (и будущий вице-президент страны), оставались в плену. В довершение ко всему в самой Боготе и вокруг нее активизировалась герилья. Тем временем президент Гавириа выступил с заявлением в США, сказав, что по зрелом размышлении он пришел к выводу о необходимости экстрадиции наркоторговцев. Его решение не способствовало ослаблению террора, — напротив, акты насилия участились. Казалось, между наркокартелями и гражданским обществом идет война не на жизнь, а на смерть.

В июле Гарсиа Маркес ненадолго вернулся по делам в Мексику. Но перед его отъездом президент Гавириа, возможно все-таки прислушавшийся к Маркесу, заключил с Эскобаром сделку, которая стала сенсацией и получила неоднозначную оценку общественности. Согласно их договоренности, наркобарон соглашался сдаться властям в обмен на смягчение приговора и комфортабельные условия содержания в тюрьме — причем не в США, чего боялись все наркоторговцы, а неподалеку от его родного города Медельина. Это соглашение, конечно же раскритикованное и колумбийскими правыми, и американцами, Гарсиа Маркес назвал «триумфом разума». Он указал, что США сами зачастую договариваются с гангстерами, если это в интересах государства¹². В последующие три года государственная политика будет следовать извилистым путем. Трудно будет поддерживать все ее рискованные повороты и отступления, но Гарсиа Маркес будет всеми силами помогать колумбийскому правительству.

И Гавириа не останется в долгу. В Колумбии у Гарсиа Маркеса появился важный проект, осуществляя который он докажет всем скептикам — а таковых было много, — что он не просто намерен остаться в стране, но и готов принимать участие в ее политической жизни. Он решил стать совладельцем ежевечерней телевизионной информационной передачи под названием «Кью-Эй-Пи» (на жаргоне таксистов «готов, к вашим услугам, выезжаю»). Идея создания этой передачи принадлежала Энрике Сантосу Кальдерону. К работе были привлечены журналисты Мария Эльвира Сампер и Мария Исабель Руэда. Самым крупным акционером являлся владелец журнала Cromos Хулио Андрее Камачо. Маркесу тоже принадлежала немалая доля (хотя позже он будет утверждать, что он просто «святой дух» данного предприятия). Неудивительно, что правительство Гавириа выдало им лицензию на вещание с 1 января 1992 г.

Тем временем Гарсиа Маркес и Мерседес, доказывая, что не блефуют и вернулись в Колумбию надолго, не только купили квартиру в Боготе, но и выбрали место для постройки нового дома в Картахене — участок прямо на набережной у стен Старого города, рядом с заброшенным монастырем Санта-Клара, являющимся одним из самых красивых зданий колониальной эпохи в городе. Проектом будет руководить известный архитектор Рохелио Сальмона (он помогал Гарсиа Маркесу в Париже в 1957 г.). Казалось, Куба для писателя отошла на второй план. Или он хотел, чтоб все думали, будто Куба больше не является для него приоритетом.

В августе 1991 г. Гарсиа Маркесу наконец-то, впервые после 1961 г., выдали обычную американскую визу. Это стало своего рода признаком постепенной адаптации писателя к тому, что капиталистический мир одержал триумфальную победу. В США были приняты новые законы в отношении коммунистов и иммиграции, благодаря чему имя Гарсиа Маркеса вычеркнули из запретного списка. Он тридцать лет ждал этой обычной визы и теперь приехал в США на открытие Нью-Йоркского кинофестиваля, проводившегося с 16 по 30 августа. Запрет на въезд в США вызывал у Гарсиа Маркеса более сильное раздражение, чем он готов был признать. Во-первых, как и многие жители северо-восточного побережья Колумбии, не говоря уже про членов «Барранкильянского общества», он никогда не испытывал непримиримой ненависти к США и надменного презрения к культуре этой страны, что было свойственно латиноамериканским интеллектуалам и, конечно же, многим европейцам, особенно французам. (Как это ни забавно, Фидель Кастро тоже не относился с предубеждением к американцам и их культуре, о чем свидетельствует, например, его любовь к бейсболу.)

На самом деле к США у Гарсиа Маркеса были претензии исключительно политического характера. Он сразу заметил, что американские читатели его книгами восторгаются гораздо больше, чем европейцы, и, в отличие от последних, их, как ни странно, мало волнуют его внелитературные воззрения. Его произведения в переводе на английский язык всегда пользовались спросом, о них хорошо отзывались критики, и оба его основных переводчика, Грегори Рабасса и Эдит Гроссман, были американцами. В последние годы он всячески старался укреплять связи с прогрессивными американскими режиссерами, и в частности с Фрэнсисом Фордом Копполой, Робертом Редфордом и Вуди Алленом¹³. И теперь, когда он гостил в Нью-Йорке в качестве высокопоставленного туриста и ему не досаждали постоянно кубинские контрреволюционеры, этот город стал ему нравиться гораздо больше. Поэтому он испытал огромное облегчение, когда его проблема с американской визой благополучно разрешилась. Пока Гарсиа Маркес находился в Нью-Йорке, в Москве была предпринята попытка свергнуть Горбачева; неудавшийся путч приведет к тому, что в декабре советский лидер уйдет с поста президента и начнется распад СССР. Гарсиа Маркес следил за ходом этих событий по телевизору в Нью-Йорке и обсуждал их и международную обстановку в целом не с кем иным, как со своим бывшим bête noire^** — сильнее он ненавидел только Пиночета — бывшим госсекретарем США Генри Киссинджером¹⁴. Главной темой их беседы была Куба.

Поздней осенью, помирившись с США, самым последним притеснителем Латинской Америки, Гарсиа Маркес вернулся в Испанию, которая являлась первым завоевателем Латино-Американского континента. Приближался 1992 г., а вместе с ним и 500-я годовщина так называемого открытия Нового Света. Испанцы, не всегда в полной мере осознававшие, что латиноамериканцы по-прежнему видят в них завоевателей, были неприятно удивлены, когда последние в один голос стали повторять, что они не нуждались в том, чтобы их «открывали», — они, точнее, их праотцы и праматери, индейцы, сами открыли себя за много веков до колонизации, — и что появление испанцев на земле, которую те по ошибке нарекли «Индией» в 1492 г., ни в коей мере не следует расценивать как повод для торжеств. Испанцы поспешили переименовать предстоящее событие в пятисотлетие со дня «встречи двух миров» и предприняли «пожарные» дипломатические усилия по обеспечению участия латиноамериканских стран в праздничных мероприятиях. Гарсиа Маркес был настроен скептически. И все же в глубине души он с нетерпением ждал праздничных торжеств. Его друг Франсуа Миттеран организовал празднование двухсотлетия Великой французской революции; теперь его испанский друг Фелипе Гонсалес имел все полномочия, чтобы устроить торжества по случаю пятисотлетнего юбилея прибытия европейцев в Новый Свет.

Всегда идя в ногу со временем, Гарсиа Маркес работал над литературным проектом, соответствующим данному событию. Начиная с 1960-х гг. и в каком-то смысле даже с середины 1950-х, когда он жил в Европе, писатель вынашивал идеи произведений, которые рассказывали бы о событиях, противоположных тем, что отмечали испанцы, а именно: о прибытии латиноамериканцев в Европу и об их столкновении с чуждой культурой. В каком-то смысле именно об этом он говорил в последнее время — о миграции латиноамериканцев в США, что можно расценивать как символическую обратную колонизацию — ответный удар угнетенных, так сказать. За многие годы он в общих чертах наметил десятки сюжетов и теперь решил выбрать наиболее перспективные из них — те, что прошли его последнюю цензуру, — и составить сборник рассказов, чтобы издать его в 1992 г. Некоторые из этих рассказов появились еще в 1980—1984 гг., когда он только написал хроники, превратившиеся в итоге в киносценарии для цикла «Трудная любовь»; тогда же он написал рассказы, которые могли бы войти в этот новый литературный сборник. Гарсиа Маркес никогда не торопился публиковать свои творения, но и редко упускал такую возможность. Многие его проекты оставались незавершенными на протяжении десятилетий, но в итоге всегда находили выражение в какой-нибудь творческой форме — и зачастую в идеальный момент. Таким образом, он откладывал завершение и публикацию романа «Любовь и другие демоны», работая над созданием рассказов, основанных на европейских впечатлениях.

Гарсиа Маркес съездил в Барселону, где у него теперь были роскошные апартаменты на Пасео-де-Граса, в одном из самых элитных районов города. Квартира находилась в многоэтажном здании, реконструированном известным архитектором Альфонсом Мила. После он отправился в путешествие по Европе, словно для того, чтобы вбить свой колышек на некогда империалистической территории, часть которой активно вспоминала свои собственные приключения на его родном континенте. В числе других стран он посетил Швейцарию и Швецию. Турне по Европе он совершил главным образом потому, что решил дать своему новому сборнику рассказов название «Cuentos peregrinos». В переводе с испанского слово «peregrino» — это существительное «пилигрим», но есть и другое значение — прилагательные «незнакомый», «удивительный», «чужеземный». Потому на английский язык название сборника перевели как «Strange Pilgrims» («Пилигримы-чужеземцы»). Он тоже был странствующим пилигримом, в политическом плане нигде не чувствовал себя как дома, теперь еще меньше, чем когда-либо, но более, чем когда-либо, был настроен мыслить — или, по крайней мере, говорить — позитивно. Поначалу он планировал включить в свой новый сборник примерно пятнадцать рассказов, но визит в Европу (идея пришла ему в голову в последний момент), задуманный скорее как сентиментальное путешествие, а не просто как поездка для сбора новой информации, вызвал у писателя панику. Современная Европа была не той Европой, какую он помнил, и ни тогдашняя Европа, ни нынешняя, казалось, не находили отражения в его книге. Во время поездки он спешно делал заметки и потом несколько месяцев перерабатывал уже написанное. Своим агенту и издателю он пообещал, что его книга будет готова к изданию к июлю следующего года, на который намечено открытие Всемирной выставки в Севилье.

К несчастью, Куба начала юбилейный год с еще одной казни — нелегально проникшего в страну мятежника Эдуардо Диаса Бетанкура. Гарсиа Маркес сам публично просил кубинское правительство проявить милосердие; с аналогичными призывами выступили даже лидеры государств, наиболее симпатизировавших Кубе, но все тщетно¹⁵. Кубинские власти сочли, что для Кубы, учитывая ее положение, искоренение контрреволюции и терроризма — это вопрос жизни и смерти. Авторитетный мексиканский интеллектуал, поэт Октавио Пас, и латиноамериканские правые смаковали этот скандал, и Гарсиа Маркесу в очередной раз пришлось судорожно придумывать оправдание своим отношениям с кубинским лидером, доказывая, что на самом деле Кастро — гуманный человек, он даровал помилование и свободу многим заключенным. Тем не менее его популярности это не убавило, по крайней мере среди латиноамериканцев. Когда в феврале он ненадолго пришел на конференцию, проводившуюся в Национальном автономном университете Мексики, находившемся всего в нескольких кварталах от его дома, весь зал встал и почтил его появление двухминутной овацией¹⁶. А ведь он даже не был участником этой конференции. И так было повсюду. Исторически Латинская Америка не была континентом победителей, но Гарсиа Маркес считался непобежденным и бесспорным чемпионом мира.

И все же внезапно чемпиона свалил нежданный противник. Последнее время его мучила усталость, а по приезде в Боготу он вдруг почувствовал, что ему трудно дышать в разреженном столичном воздухе. Он решил пройти обследование. Врачи обнаружили у него сантиметровую опухоль в левом легком, почти наверняка появившуюся из-за того, что он долгие годы много курил, причем крепкий табак, сидя за печатной машинкой. Врачи настаивали на операции. Журналистам Гарсиа Маркес сообщил, что Фидель Кастро и Карлос Салинас звонили ему перед операцией, чтобы пожелать скорейшего выздоровления. Кастро сказал, что готов выслать за ним частный самолет, который привезет его на Кубу, и предложил услуги своего личного врача, а Салинас выразил сожаление по поводу того, что Гарсиа Маркес не будет лечиться в Мексике. Писатель пообещал приехать в Мексику сразу же, как только поправится. Он мог бы лечиться на Кубе, в Мексике или в США, но остановил свой выбор на Колумбии. Метастазов не обнаружили; по прогнозам, операция должна была пройти успешно, и считалось, что проблем с дыханием у него не будет. Он имел все шансы на полнейшее выздоровление, и говорили, что настроение у него прекрасное.

Гарсиа Маркес всю жизнь испытывал страх перед смертью и соответственно боялся заболеть. С тех пор как к нему пришла слава, он внимательно прислушивался к врачам и по их совету старался вести здоровый образ жизни. И вот, несмотря на все принимаемые меры предосторожности, заболел. Причем у него нашли не что-нибудь, а рак легких. Однако он удивил и себя самого, и всех, кто его знал. Он мобилизовал все свое мужество, настоял на том, чтобы ему рассказали все про его болезнь и сообщили, какой может быть исход. Так что после он даже хвастался: «Я держу в руках свою жизнь»¹⁷. Предполагалось, что он устроит себе полуторамесячный отдых, но 10 июня было объявлено: в июле, как и планировалось, он приедет на Всемирную выставку в Севилье, где откроет колумбийский павильон и представит свою новую книгу. К тому времени было известно, что сборник составляют двенадцать «рассказов-странников» и что работа над книгой завершена.

На севильской выставке Гарсиа Маркес затмил всех. По прибытии в андалусский город он стал хозяином колумбийского павильона, хотя в Мадриде заявил, что в Севилье не будет «павильона Макондо»¹⁸. (Слово «Макондо» он не упоминал много лет, и теперь оно предвещало знаменательные события в будущем.) Как и в Мадриде, он при каждом удобном случае рекламировал свою новую книгу, «Двенадцать рассказов-странников», изданную тиражом 500 тысяч экземпляров. Где бы он ни появлялся, у него всюду просили автографы. Колумбийский политик и будущий кандидат в президенты Орасио Серпа перед входом в колумбийский павильон стал свидетелем занятного разговора двух испанцев, обсуждавших фотографию Гарсиа Маркеса, восседающего за столом, накрытым скатертью-рекламой с информацией о двадцатипятилетии романа «Сто лет одиночества»: «Кто этот мужик?» — «А-а, диктатор Колумбии, уже двадцать пять лет у власти»¹⁹. В действительности Гарсиа Маркес впервые представлял одну из своих новых книг — в конце концов, это был 1992 г., да еще и день Колумбии на выставке! — и полиции пришлось сдерживать толпы народа. Один день Гарсиа Маркес даже замещал колумбийского президента: Гавириа пришлось отменить поездку в Испанию из-за того, что Эскобар сбежал из тюрьмы. Так что колумбийский завод безалкогольных напитков в Мадриде открывал лауреат Нобелевской премии.

«Двенадцать рассказов-странников» представляли собой сборник первых произведений Гарсиа Маркеса, в которых действие разворачивается за пределами Латинской Америки; все они в какой-то мере автобиографичны. В прологе автор указывает, что все рассказы, за исключением двух («По следу твоей крови на снегу» и «Счастливое лето сеньоры Форбес»), были закончены в апреле 1992 г., хотя писать их он начал в период с 1976-го по январь 1982 г., иными словами в ту пору, когда Гарсиа Маркес работал в Alternativa; тогда же он поклялся, что не опубликует ничего «литературного», пока в Чили правит Пиночет. Теперь, с высоты прошедших лет, понимаешь, как это удивительно, что он работал над этими эксцентричными и в некоторых случаях несерьезными творениями в то самое время, когда тесно общался с Фиделем и Раулем Кастро и писал политические статьи, направленные против США и колумбийского правящего класса.

В компоновке сборника не прослеживается какого-либо определенного принципа — ни хронологического, ни тематического. Повествование в первом рассказе, «Счастливого пути, господин президент!», ведется от третьего лица, чему отдают предпочтение многие читатели; действие происходит в 1950-х гг. в Женеве — в первом европейском городе, куда отправился Гарсиа Маркес в 1955 г., сразу же, как только приземлился в Париже. Главный герой, экс-президент карибской республики Пуэрто-Санто, приехал в Швейцарию с Мартиники, где он находился в изгнании, чтобы пройти медицинское обследование. Как и еще один рассказ из этого сборника, «Мария дус Празериш», а также его последнее произведение «Вспоминая моих грустных шлюх», «Счастливого пути, господин президент!» — это история о человеке, который уяснил для себя, что умереть он всегда успеет и о смерти вообще лучше не думать, — история, которая, пожалуй, для автора приобретает особый смысл на последних стадиях подготовки сборника к печати. В ней обаятельный, но глубоко циничный представитель правящего класса, завоевывая расположение двух добрых пролетариев, говорит в оправдание своих манипуляций: «И ложь, и не ложь. Когда речь идет о президенте, самая страшная хула может в одно и то же время быть и тем и другим: и правдой, и ложью»^***.

После вынужденного пребывания в Боготе лето юбилейного года Гарсиа Маркес решил провести в Европе. Странствуя. «Завоевывая» территорию народа, который некогда колонизировал его родной континент. Все, с кем он встречался, в один голос утверждали, что он выглядит замечательно. «Врачи вытащили из меня только все нездоровое», — говорил он²⁰. Потом Гарсиа Маркес вернулся в Мексику. 6 ноября Мерседес исполнилось шестьдесят; сообщали, что президент Салинас подарил ей на день рождения огромный букет цветов²¹. У нее было много поклонников среди сильных мира сего, и многие из них даже завидовали Гарсиа Маркесу: ну как же, у него такая замечательная жена, такая рассудительная, надежная спутница жизни с огромным арсеналом достоинств, коими она никогда не хвастается. Ко всему прочему, Мерседес была блестящим дипломатом. Вскоре после этого, когда ее мужа спросят, что он ждет от XXI в., он скажет, что, по его мнению, миром должны править женщины, ибо только они могут спасти человечество²².

Затем, продолжая действовать в ключе этого дипломатического ревизионизма, он впервые предпринял политический шаг, направленный против тотемических представителей колумбийских левых — герильи. Вместе с целым рядом колумбийских интеллектуалов, в числе которых был и художник Фернандо Ботеро, он подписал письмо, которое было опубликовано 22 ноября в газете El Tiempo. Фактически это было письмо в поддержку недавнего решения Гавириа объявить тотальную войну герилье, не проявлявшей никакого интереса к его мирным инициативам²³. Разумеется, герилья, возмущенная тем, что осталась без поддержки, особенно со стороны «интеллектуалов из среды мелкой буржуазии», ужесточила борьбу, которая продолжается по сей день. Для Гарсиа Маркеса это был шаг огромной важности, созвучный с решением, которое он принял в результате падения Берлинской стены. Не исключено, что это его решение было продиктовано прежде всего желанием отдохнуть после болезни. Он устал постоянно поддерживать то, что почти невозможно удержать. Отныне он утратит свое влияние среди колумбийских левых, которым пользовался до сих пор; с другой стороны, колумбийские левые тоже перестанут быть авторитетной силой. Неизбежно поползли слухи, что вскоре он отвернется и от Кастро; в конце концов, Фидель был зачинателем и символом большинства партизанских движений, распространившихся по Латинской Америке с начала 1960-х гг. В ответ Гарсиа Маркес просто отшучивался: он никогда не оставит Фиделя²⁴.

Он отмежевался от герильи в тот самый момент, когда в Вашингтоне в Белый дом собирался вступить новый президент. Сообщали, что Билл Клинтон — первый за двенадцать лет президент-демократ — «страстный поклонник творчества Гарсиа Маркеса». Возможно, наконец-то обстоятельства складывались к лучшему: молва гласила, что в доме Буша вообще не было книг, в его семье предпочитали смотреть телевизор.

Гарсиа Маркес оставался в Картахене. 11 января в газете El Espectador появилась фотография, где он был запечатлен вместе с Аугусто Лопесом Валенсией, президентом транснациональной компании «Бавария», принадлежащей Хулио Марио Санто-Доминго; они о чем-то беседовали на трибуне арены для боя быков²⁵. Газета не предоставила комментария по поводу этой встречи. В предыдущие периоды своей жизни Гарсиа Маркес либо старался не привлекать внимания прессы к подобным встречам, либо давал им какое-нибудь объяснение, например говорил, что почувствовал интуитивный интерес к собеседнику. Но так было раньше. Теперь он вращался в мире буржуазии и был готов стать приверженцем рыночной экономики. Как социалист он всегда был принципиальным противником идеи благотворительности (хотя в частном порядке сам всегда помогал деньгами отдельным людям, никогда не привлекая к тому внимания). Однако в отсутствие денег на те благородные начинания, в которые он верил, Гарсиа Маркес обратился к общественной филантропии, которая стала возрождаться в странах Запада в масштабах, невиданных с конца XIX в., с эпохи американского «позолоченного века», когда восторжествовал монополистический капитализм. (Сам Билл Клинтон в конечном счете написал книгу о пользе пожертвований — «Жить отдавая»²⁶.) Гарсиа Маркес руководил кубинским Фондом кино и обдумывал идею еще одного столь же дорогостоящего проекта: хотел создать институт журналистики. Открытая война за идеи социализма, вооруженная и интеллектуальная, была окончена, классовая борьба на время утихла, и писатель проникся убеждением, что культурная и политическая позиционная война — это все, к чему он может стремиться, действуя прогрессивно, насколько позволяют сложившиеся обстоятельства. Посему он более усердно, чем прежде, начал обхаживать знаменитых и могущественных.

Обозначив для себя новые ориентиры в дипломатической сфере, Гарсиа Маркес вошел в состав «Форума мыслителей» ЮНЕСКО (или «Форума двадцати одного мудреца», по выражению колумбийской прессы), чтобы принимать участие в обсуждении нарастающих международных проблем в рамках так называемого нового мирового порядка как раз в то время, когда ЮНЕСКО именно за это жестко критиковали США и Великобритания: устраивают дорогостоящие международные «пирушки», «треплются про магазины», вместо того чтобы делать конкретные дела. С появлением на политической арене Тэтчер и Рейгана центры власти либерального Запада впервые увидели угрозу в таких обсуждениях. От разговоров одни только беды, «говорильни» главным образом на руку левым, и вообще, какой смысл в праздной болтовне, если, как заявила сама Тэтчер, «общества как такового не существует». Кандидатуру Гарсиа Маркеса предложили вдова Луиса Карлоса Галана, Глория Пачон (она была представителем Колумбии в ЮНЕСКО в Париже), и, конечно, ее босс, Гавириа. Гарсиа Маркес сказал, что согласился участвовать в форуме как ради своей страны, так и ради всего мира²⁷. В числе других членов форума были чешский писатель и государственный деятель Вацлав Гавел, итальянский ученый и философ Умберто Эко, французский философ Мишель Серрес и американский литературовед и культуролог арабского происхождения Эдвард Сайд. Первое заседание форума состоялось в Париже 27 января 1993 г. Там Маркес познакомился с Федерико Майором, первым в истории ЮНЕСКО генеральным директором из испаноязычной страны; вскоре они станут добрыми друзьями. Словно для того, чтобы подчеркнуть свой новый высокий статус, свою респектабельность и, быть может, произвести впечатление на родных и близких, он, находясь в Париже, на родине Французской академии, обрушился с критикой на Королевскую академию испанского языка — автора, по его выражению, «геоцентрического словаря»²⁸. И опять же, в прошлом он не считал нужным снисходить до академий. Но, как оказалось, в долгосрочной перспективе это был мудрый шаг: он заведет тесное знакомство с новыми людьми — академиками, филологами, поэтами правого толка, — с теми, на кого прежде никогда не «тратил попусту» свое время. Вскоре он будет налаживать связи с Гвадалахарским университетом в Мексике, где он недавно завязал близкие отношения с ректором, Раулем Падильей Лопесом, и вместе с Карлосом Фуэнтесом выступал в поддержку создания там Центра им. Хулио Кортасара. Гарсиа Маркес и Карлос Фуэнтес уже искали подходы к новому президенту США, Биллу Клинтону, думая, что он — человек более умеренных взглядов и более образованный, чем его предшественник-республиканец.

В июне, хоть он и был недоволен тем, что ему по самым разным причинам приходится отвлекаться от писательского труда, Гарсиа Маркес в Барселоне проводил предвыборную кампанию вместе с Фелипе Гонсалесом. Его появление перед сорокатысячной толпой сторонников ИСРП на одном из последних митингов, организованных Гонсалесом, произвело фурор. Пожалуй, лучше бы уж он поехал в Венесуэлу, где другой его друг, Карлос Андрее Перес, переживал политический кризис, от которого так и не оправится. 20 мая Переса вынудили уйти с поста президента Венесуэлы, обвинив его в хищении 17 миллионов долларов из госбюджета, когда он пришел к власти в 1989 г. Гарсиа Маркес написал открытое письмо в поддержку Переса, в котором подчеркнул, что последний — мужественный человек, предотвратил несколько попыток государственного переворота (одну из них предпринял Уго Чавес, в то время отбывавший тюремное заключение), что он «великолепно умеет дружить» (а при чем тут это? — задавались вопросом многие читатели), хотя честность Переса писатель превозносить не стал. К сожалению, Гарсиа Маркес пошел еще дальше: имел наглость раскритиковать институты и представителей страны, подразумевая, что выдвинутые против Переса обвинения сфабрикованы; он только что не осудил сам венесуэльский народ²⁹. Отныне в Венесуэле он уже не будет столь популярен, как прежде. Его личные отношения с сильными мира сего стали дорого ему обходиться.

В октябре Гарсиа Маркес встретился с сестрой Глории Пачон, Марухой (в то время она занимала пост министра образования в Колумбии), и ее мужем Альберто Вильямисаром. Супруги предложили ему написать книгу о событиях 1990—1991 гг., когда Маруха стала жертвой похищения. Маркес, все еще усердно работавший над произведением «Любовь и другие демоны», попросил дать ему год на раздумье, но, к их удивлению, через несколько недель вернулся к ним и дал свое согласие. В шестьдесят шесть лет Гарсиа Маркес приступил к работе над еще одним трудоемким, изнурительным проектом. Книга будет называться «Известие о похищении». Так уж случилось, что к тому времени, когда писатель принял решение о создании нового произведения, двоих из главных героев тех драматических событий уже не было в живых: отец Рафаэль Гарсиа Эррерос, уговоривший Пабло Эскобара сдаться властям, умер 24 ноября 1992 г.; сам Эскобар был застрелен колумбийской полицией в Медельине 2 декабря 1993 г., буквально через несколько недель после первого разговора Гарсиа Маркеса с его бывшими жертвами, Марухой и Альберто.

Но как раз перед тем, как полиция наконец-то выследила Эскобара, дипломатические усилия Гарсиа Маркеса, обхаживавшего Сесара Гавириа, принесли свои плоды. Было объявлено, что Колумбия восстанавливает дипломатические отношения с Кубой. Недавно Кастро, возвращаясь из Боливии, где он присутствовал на инаугурации нового президента, по пути заехал с «частным визитом» в Картахену — наконец-то Гарсиа Маркес имел удовольствие поприветствовать своего друга на колумбийской земле, — и вот теперь, по прошествии всего нескольких недель, дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены в полном объеме. С Фиделем проблема решена, с Эскобаром тоже: удачный месяц и для Гарсиа Маркеса, и для Гавириа.

В конце того года вся семья Гарсиа Маркеса собралась в Картахене — впервые за многие годы. Есть исторический снимок, на котором Луиса Сантьяга запечатлена со всеми своими детьми. Это была последняя такая встреча.

Гарсиа Маркес продолжал вести деятельную жизнь, был очень занят. Почти никто не знал, что он, как обычно, еще не опубликовав свою последнюю книгу, уже приступил к работе над новой. Но он специально держал в секрете свой проект, это было необходимо. В марте с целым рядом американских журналистов, среди которых был и Джеймс Брук из The New York Times, Гарсиа Маркес поехал в Итагуи, расположенный рядом с Медельином. Брук вспоминал:

Президенты приходят и уходят, а очкастый писатель, во всем мире известный под своим прозвищем Габо, остается... День, проведенный с господином Гарсиа Маркесом, дает представление о том, какой это человечище. В аэропорту Картахены, где он живет, пассажиры, узнавая писателя (на нем были очки в черной оправе) с благоговением повторяли его прозвище. В тюрьме Итагуи в предместьях Медельина три осужденных торговца кокаином, известные как братья Очоа, из кожи вон лезли, состязаясь за честь подать ему обед. В казармах Нейвы пилоты вертолетов колумбийской полиции по борьбе с наркотиками, не обращая внимания на окрики командира национальной полиции, расталкивали друг друга, чтобы сфотографироваться с писателем³⁰.

Это была единственная поездка, которую Гарсиа Маркес предпринял, собирая материал для книги «Известие о похищении». Спустя два года он признается, что улизнул от Брука и других журналистов, дабы без свидетелей побеседовать с Хорхе Луисом Очоа. Он не хотел, чтобы источники «засветились» или чтобы Очоа изложил неверную информацию об их встрече.

Неожиданно, как раз в тот момент, когда Гарсиа Маркес готовил к публикации книгу «Любовь и другие демоны», в Мексике, в его прибежище, обители стабильности и покоя, начались волнения, и его большой друг Карлос Салинас попал в трудное положение, которое постепенно будет усугубляться и станет еще тяжелее, чем то, в котором оказался недавно бедняга Карлос Андрее Перес в Венесуэле. Сначала внимание международной прессы привлекли сапатисты — новое национальное движение; его лидером и вдохновителем был загадочный и харизматичный «команданте Маркое». Казалось, события в штате Чьяпас на юге Мексики застали Салинаса врасплох, он растерялся, не знал, что делать. Потом произошло еще более драматичное событие: на севере страны был убит официальный кандидат в президенты от правящей партии (ИРП) и добрый друг Гарсиа Маркеса, Луис Дональдо Колосио; впервые после кровавого революционного периода 1920-х гг. политик столь высокого уровня стал жертвой террориста. Многие подозревали, что это сам Салинас организовал убийство своего преемника, и это ставило Гарсиа Маркеса фактически в такое же положение, в каком он оказался четыре года назад в Гаване, когда его друг Фидель Кастро приказал казнить другого его друга Тони ла Гуардиа. Гарсиа Маркес сблизился с Колосио и возлагал большие надежды на то, что этот кандидат неортодоксальных взглядов поведет страну более прогрессивным курсом. Впервые Гарсиа Маркес нарушил свое личное правило — и законы Мексики, — выступив с заявлением по поводу данного события. В нем писатель призывал к спокойствию страну, которую он любил³¹. Колумбия, Куба, Венесуэла, теперь вот Мексика — все его цитадели рушились: Латинская Америка стремительно вновь превращалась в Макондо.

Самого Гарсиа Маркеса тоже не покидало ощущение, что он начал увядать. В марте и апреле, когда делались последние приготовления к публикации книги «Любовь и другие демоны», Гарсиа Маркес дал интервью Дэвиду Страйтфелду из The Washington Post. Журналист отметил, что в произведениях Гарсиа Маркеса господствует смерть, да и сам автор одержим мыслью о смерти: «Организм начинает изменять ему, и это проявилось не только в заболевании раком. "Занятно, — говорит он, — как человек начинает понимать, что стареет. Сначала я стал забывать имена и номера телефонов, потом и того хуже. Я не мог вспомнить какое-то слово, чье-то лицо, мелодию"»³². Несомненно, это помогает понять, почему он вдруг так загорелся идеей написать мемуары.

22 апреля, в самый разгар политического хаоса, вышла в свет книга «Любовь и другие демоны». Ее публикация совпала с Боготской книжной ярмаркой, где давний друг Маркеса Гонсало Мальярино выступил со страстной речью, в которой восхвалял новое произведение своего друга. По его словам, Гарсиа Маркес достиг вершины своего могущества³³. И опять действие повести разворачивается в Картахене: в конце 1949 г. молодому журналисту, работающему в газете, которой руководит Клементе Мануэль Сабала, поручают провести журналистское расследование по одному делу. Старый монастырь Санта-Клара переоборудуют в роскошный отель, некоторые из самых старых гробниц вскрывают, чтобы перезахоронить останки. (Гарсиа Маркес примиряется с Картахеной, упоминая Сабалу — выражая ему признательность, а заодно представляет, как он будет жить в современной Картахене, поскольку его новый дом должен быть построен как раз напротив старого монастыря.) В одной из гробниц обнаружен череп с густыми ярко-рыжими волосами, которые продолжали расти на протяжении почти двух столетий и теперь достигали в длину более двадцати двух метров. Молодой журналист решает расследовать это дело. Результат — данное произведение.

Повесть рассказывает о том, как однажды в декабре, в поздний колониальный период, бешеная собака на рынке в Картахене кусает несколько человек, в том числе девочку с длинными рыжими волосами по имени Сьерва Мария, которой вот-вот должно исполниться двенадцать лет. Ее отец, маркиз Касальдуэро, — один из богатейших людей города, но слабохарактерный человек, позволяющий, чтобы его дочь, не любимая матерью, росла среди рабов. Девочка не заболевает бешенством, но католическая церковь считает, что она одержима дьяволом (а Сьерва Мария просто переняла африканские верования), и убеждает маркиза в том, что из его дочери необходимо изгнать нечистую силу. Девочку помещают под надзор монахинь монастыря Санта-Клара, и епископ обращается за помощью к одному из энергичных, подающих надежды специалистов в области одержимости бесами и экзорцизма. Каетано Делаура — теолог и книжник; его ждет Ватикан. Сьерва Мария больше никогда не увидит улиц Картахены.

Делаура не имеет опыта общения с женщинами, женская натура для него загадка. Сьерву Марию он видит во сне еще до того, как знакомится с ней. Она в комнате — в его сне это та самая комната, где он жил студентом, когда учился в Саламанке, — смотрит в окно на заснеженный пейзаж и ест виноград. Тарелка с виноградом у девочки на коленях, виноград в ней не кончается; если кончится, она умрет. На следующее утро он встречает девушку из своего сна. Она связана по рукам и ногам, ибо ее сотрясают приступы неистовства. Делаура говорит аббатисе, что от такого жестокого обращения любой превратится в дьявола. Потом девочка завладевает его умом и сердцем, и он начинает изучать запретные книги в библиотеке, которые дозволено читать только ему одному. Он находит тайный ход в монастырь и начинает навещать Сьерву Марию каждую ночь, читая ей стихи. Наконец он открывает ей свои подлинные чувства, обнимает ее, и они спят вместе, хотя до половой близости дело у них не доходит. Но в апреле, спустя почти пять месяцев после того, как девочку укусила бешеная собака, начинается процесс изгнания дьявола. Сьерву Марию стригут наголо, ее волосы сжигают. Епископ совершает ритуал в присутствии всех представителей власти и монахинь, но его заклинания не дают результатов — Сьерва Мария ведет себя как одержимая. О преступлении Делауры становится известно, и инквизиция объявляет его еретиком, коим он, конечно же, является: разумеется, он виновен, а вот Сьерва Мария невинна. Делауру на многие годы отправляют в больницу для прокаженных. Сьерва Мария ждет и ждет его, но он не приходит, и через три дня она отказывается от пищи. Она так и не узнает, почему он к ней не вернулся. 29 мая она, в свою очередь, грезит о заснеженном поле; во сне она тоже ест виноград, по две ягодки зараз, спеша доесть всю гроздь до конца. Перед шестым сеансом ритуала экзорцизма она умирает, и на ее остриженной голове вновь отрастают волосы.

Данная книга — еще одно свидетельство привязанности Гарсиа Маркеса к Картахене. «Любовь во время чумы» можно интерпретировать как его воссоединение с отцом и с прошлым Колумбии, а также как исследование конфликта между браком и сексуальным авантюризмом. Кроме того, это — роман о пригороде Манга, где жили его родители и где он недавно купил квартиру для матери. «Любовь и другие демоны» — произведение о Старом городе, где Гарсиа Маркес, работая над данной повестью, одновременно строил себе новый «особняк». Таким образом, оба произведения — это в каким-то смысле книги о его собственности и о его власти. На этот раз он обращается к далекой истории Колумбии — позднему колониальному периоду. Книга имеет некий налет мрачности, угнетенности, как некоторые работы Альваро Мутиса; светлых мест в ней мало. «Любовь во время чумы» была написана до исторических трагедий 1989 г.; повесть «Любовь и другие демоны», хоть действие в ней и разворачивается в колониальную эпоху, создавалась в атмосфере международной обстановки после 1989 г., посему это более безрадостное произведение. При всех его оптимистичных заявлениях о будущем в глубине души Гарсиа Маркес наверняка понимал, что мир регрессирует — впервые за двести лет: в каком-то смысле откатывается на позиции, на которых он находился до Великой французской революции и эпохи Просвещения, до того, как Латинская Америка обрела независимость от Испании (хотя теперь ситуация изменилась в обратную сторону, по крайней мере в экономическом плане), когда никто еще даже не мечтал о социалистической революции 1917 г. Он писал в мире, где революции, казалось, немыслимы, и в его сознании снова начала доминировать идея Боливара о том, что в Колумбии всякая политическая деятельность бесполезна.

В этом своем произведении Гарсиа Маркес мастерски использует прием сна, виртуозно вплетает в повествование факты из поры своего отрочества (отлучение от родного дома и отъезд на учебу в холодные края, чемодан, книги без переплетов, жуткие кошмары). Концовка повести (как фильмы Де Пальмы и Хичкока) заставляет кровь стыть в жилах и напоминает нам, что с этим писателем — если он задался такой целью — никто не сравнится в искусстве художественными средствами передавать чистые эмоции и напряжение. Последние страницы придают повести ретроспективную яркость, которой произведение в целом, пожалуй, похвастать не может. В частности, самое удивительное, что писатель, как и на последней странице романа «Генерал в своем лабиринте», дает нам то, что мы ожидаем увидеть, — те же темы, разве что скомпонованные в ином порядке, те же мотивы, ту же структуру, тот же стиль, ту же технику повествования, — включая то, что мы хотим получить больше всего, пусть даже в парадоксальной, извращенной форме. Поразительно, как автор, творя в привычной ему манере, не перестает удивлять нас, используя приемы, вроде бы ожидаемые, но совершенно непредсказуемые. Получается этакое своеобразное катание на литературных русских горках: самая сильная встряска перед полной остановкой.

В целом книга критикой была встречена положительно, в том числе и академиками, которым понравилось, что Гарсиа Маркес умышленно затронул постмодернистские темы, которые занимали их самих: феминизм, секс, расовые различия, религия, самобытность и наследие эпохи Просвещения в контексте всех вышеперечисленных вопросов. Жан-Франсуа Фожель написал в газете Le Monde, что Гарсиа Маркес остается «одним из немногих прозаиков, которые способны пробуждать любовь без иронии и смущения»³⁴. A.C. Бьятт в The New York Review of Books охарактеризовал повесть как «почти что поучительное, но восхитительно волнующее виртуозное творение»³⁵. Питер Кемп в лондонской The Sunday Times отметил, что невероятные события изложены в спокойном стиле: «Одновременно ностальгическое и сатирическое произведение, чудесная сказка и мрачная притча, "Любовь и другие демоны" — это еще одно блестящее проявление очарования и разочарования, которые неизменно пробуждает в Гарсиа Маркесе его родная Колумбия»³⁶. Несмотря ни на что, «Маркес», как называют писателя большинство англоязычных критиков, в очередной раз сотворил магию.

Гарсиа Маркес предпочитал не сидеть на месте, когда какая-то его новая книга выходила в свет, посему в то время, когда «Любовь и другие демоны» публиковались в Колумбии, он по старой привычке отправился в Испанию, где посетил весеннюю ярмарку в Севилье и побывал на корриде. Роса Мора из газеты El País встретилась с ним в апреле, и он сообщил ей, что работал над мемуарами и, в частности, писал о том, как он с матерью ездил в Аракатаку: «Думаю, все, что я собой представляю, вышло из той поездки»³⁷. Однако работа над мемуарами опять застопорилась, признался писатель, да и в любом случае он намерен свою следующую книгу написать в жанре репортажа. Да, он скучает по журналистике и собирается приступить к осуществлению своего заветного проекта — созданию журналистского фонда, который бросит вызов современным школам средств массовой информации, поскольку они, по его мнению, «задались целью уничтожить журналистику». Поддержкой ЮНЕСКО он заручился.

В последние годы в Колумбии было убито больше журналистов, чем в любой другой стране мира, и, к сожалению, больше, чем в других странах мира, там происходило ярких и обычно трагических событий, достойных внимания журналистов. Колумбия превосходила все другие страны по количеству убийств, и ни одна другая страна не могла бы похвастать столь ядовитой и страшной гремучей смесью из террористов, наркоторговцев, герильи и военизированных формирований вкупе с полицией и армией, отвечавшими на деятельность незаконных формирований не менее жестоко, так что их отпор был сопоставим с тем злом, которое они пытались искоренить. Четыре бредовых года пребывания Сесара Гавириа у власти подходили к концу, и он предпринимал героические усилия, чтобы не допустить в стране анархии, но все равно следующему правительству, которое будет избрано в мае, достанется кошмарное наследство. А Гарсиа Маркес, конечно же, работал, все еще тайно, над книгой (это был «своего рода репортаж»), в основу которой лягут события только что минувшего периода. Но он еще не был готов предать огласке свой новый проект, ибо обязан был скрыть и защитить свои источники.

Вернувшись в Латинскую Америку, в июне он присутствовал на Иберо-американском саммите глав государств Латинской Америки и Пиренейского полуострова, который проводился в Картахене. Встречу на высшем уровне организовал под занавес своего правления, так сказать прощаясь с постом президента, Гавириа. В Картахену, которая теперь стала фактически родным городом Гарсиа Маркеса, съехались король Испании, Фелипе Гонсалес, Карлос Салинас де Гортари, Фидель Кастро, ну и, конечно, сам Гавириа. Все они, даже король, считались «друзьями» писателя. Правда, некоторые колумбийцы иронизировали, говоря, что Гарсиа Маркес, похоже, является членом кубинской делегации. Он и в самом деле взял на себя роль телохранителя Фиделя Кастро: «Я был там, потому что ходили слухи, что Фиделя попытаются убить. Кубинская служба безопасности уговаривала Фиделя не принимать участия в параде, поэтому я вызвался сопровождать его в конном экипаже. Я сказал им, что здесь, в Колумбии, никто не посмеет выстрелить в него, если я буду с ним. И вот мы впятером сели в экипаж, вынужденно прижимаясь друг к другу и отпуская шутки по поводу сложившейся ситуации. И только я стал говорить Фиделю, что ничего плохого не может случиться, лошадь встала на дыбы»³⁸. На этом саммите Карлос Салинас выступил с предложением включить Кубу в Ассоциацию карибских государств. Фидель сказал, что он весьма благодарен за приглашение, поскольку обычно Кубу всегда отовсюду исключают — «по воле тех, кто правит миром»³⁹. И Гарсиа Маркес был очень доволен тем, что может продемонстрировать кубинскому лидеру результаты своей энергичной дипломатической деятельности.

Две недели спустя состоялся заключительный тур президентских выборов. За президентское кресло боролись кандидат от Либеральной партии Эрнесто Сампер и консерватор Андрее Пастрана. Пастрана, бывший градоначальник Боготы, сын экс-президента и известный телеведущий программы новостей, в 1988 г. был похищен одним из наркокартелей и некоторое время считался погибшим. Буквально на следующий год было совершено покушение на Сампера; он едва выжил под градом пуль в аэропорту Боготы, где его пытались убить сразу же, как он вернулся из Мадрида по окончании своего срока пребывания на посту посла Колумбии в Испании. Эти два факта уже многое говорят о Колумбии. Казалось бы, сам Бог велел, чтобы Сампер и Гарсиа Маркеса стали союзниками. Сампер принадлежал к левому крылу Либеральной партии, был братом давнего друга писателя, Даниэля Сампера (журналиста, писавшего для Alternativa и El Tiempo), и в марте 1987 г. Гарсиа Маркес пригласил его самого и его заместителя Орасио Серпу на встречу с Фиделем Кастро на Кубе. Но та встреча прошла крайне неудачно⁴⁰. Будучи популистом, Сампер к режиму Кастро был настроен более враждебно, чем консервативный, но прагматичный политик Гавириа. Он был жестким, недоверчивым, несговорчивым политиком и пользовался огромной популярностью в провинциях, хоть и был уроженцем Боготы, но его приоритеты существенно отличались от приоритетов Маркеса.

В итоге Сампер выиграл выборы, но Пастрана тут же заявил, что борьба велась нечестно, и обнародовал аудиозапись, сделанную американскими спецслужбами, из которой следовало, что предвыборную кампанию Сампера финансировали круги, тесно связанные с наркокартелями. Разразился политический и конституционный кризис, да такой, каких было немного даже в истории Колумбии. Этот кризис будет длиться на протяжении всех четырех лет президентства Сампера. В действительности никогда не было уверенности в том, что он сможет продержаться у власти до конца своего срока. Гарсиа Маркес всегда будет отрицать, что на начальном этапе правления новой администрации он находился в оппозиции к Самперу, но он никогда не оказывал безусловную поддержку новому президенту и в принципе уже укреплял отношения с такими молодыми политиками, как Хуан Мануэль Сантос, еще один «дофин» из династии El Tiempo. Сантос был министром внешней торговли при Сесаре Гавириа и по поручению уходящего правительства приветствовал высоких гостей, прибывших на Иберо-американский саммит. Гарсиа Маркес видел в Сантосе будущего президента Колумбии и усердно обхаживал его. Сантос, соратник Сампера по партии, станет одним из его самых грозных противников.

Группе журналистов из французского журнала Paris Match Гарсиа Маркес показал свой новый строящийся дом и сказал, что он «тридцать лет ждал, чтобы построить идеальный дом в идеальном месте»⁴¹. Теперь наконец его мечта сбывалась. К сожалению, его планы затмила в буквальном смысле слова тень. Монастырь Санта-Клара, прямо как по сюжету повести «Любовь и другие демоны», в 1993 г., когда было написано это произведение, переоборудовали в пятизвездочный отель. Его комнаты на западной стороне здания выходили прямо на строящийся дом Гарсиа Маркеса — на террасу и плавательный бассейн.

7 апреля 1994 г., в день инаугурации Сампера, Гарсиа Маркес и Мерседес направили новому президенту поздравление с наилучшими пожеланиями, которое было перепечатано в прессе, но даже не очень пытливый ум, пожалуй, сразу бы заметил, что это было не такое уж теплое приветствие: в нем содержался намек на то, что новое правительство ждут трудные времена. В сущности, как о том можно было судить по газетным заголовкам, это было своего рода предостережение: «Господин президент, будьте начеку»⁴². События развивались прямо по Шекспиру. У Гарсиа Маркеса в последнее время дела шли успешно, у Сампера, напротив, плохо — буквально со дня инаугурации. Возможно, поэтому обычно осторожный Гарсиа Маркес утратил бдительность и стал вести себя по отношению к новому президенту несколько бесцеремонно фактически сразу после его вступления в должность.

Как бы то ни было, в сентябре наконец-то он получил доступ в самый центр власти на планете: его вместе с Карлосом Фуэнтесом друг последнего, Уильям Стайрон, пригласил в свой дом на острове Мартас-Вайнярд, где они познакомились с Биллом и Хиллари Клинтон. На приеме также были владельцы газет The Washington Post и The New York Times. Гарсиа Маркес надеялся побеседовать о Кубе — буквально за неделю до этого он убедил Фиделя разрешить писателю-диссиденту Норберто Фуэнтесу выехать из страны, — но, к сожалению, в тот период отношения между США и Кубой были особенно напряженными, и, говорят, Клинтон отказался обсуждать кубинский вопрос⁴³. Зато они обсудили колумбийский кризис, и Гарсиа Маркес выступил в защиту Сампера, попросив Клинтона не наказывать Колумбию за возможные проступки колумбийского президента. Американский президент и трое писателей на этой в целом очень теплой встрече сошлись в оценке творчества Уильяма Фолкнера, которое у всех четверых вызывало восхищение. Фуэнтес и Гарсиа Маркес с изумлением слушали, как Клинтон цитирует на память целые абзацы из романа «Шум и ярость». Что касается Кубы, Клинтон не сумеет противостоять давлению со стороны кубинских эмигрантов, осевших в Майами, и своего резко настроенного против коммунизма республиканского сената и будет вынужден ввести еще более жесткие санкции против островного государства. Мало свидетельств того, что в будущем отношения между Гарсиа Маркесом и самым влиятельным человеком на планете принесут положительные результаты для Кубы или для Колумбии, хотя, безусловно, знакомство с американским президентом поднимет престиж писателя.

В следующем месяце Сесар Гавириа станет генеральным секретарем Организации американских государств (ОАГ). Правоцентристский неолиберал, Гавириа был настроен всячески содействовать восстановлению членства Кубы в ОАГ и упорно пытался проводить свою линию, но встречал противодействие со стороны президента США. Итак, теперь Гарсиа Маркес поддерживал отношения с такими влиятельными политиками, как генеральный секретарь ОАГ, генеральный директор ЮНЕСКО, президенты США, Мексики, Кубы, Франции и Испании. В этом списке не хватало только президента Колумбии. Тем временем Карлос Фуэнтес, всегда тонко чувствующий политическую ситуацию, по случаю избрания Гавириа на пост генерального секретаря ОАГ сказал, что Биллу Клинтону следует «отказаться от Флориды, дабы завоевать все полушарие», а Фиделю Кастро — «отказаться от Маркса, чтобы спасти революцию»⁴⁴. Ни тот ни другой лидер не собирались следовать его совету.

20 сентября в Барранкилье скончался Альфонсо Фуэнмайор — душа и сердце «Барранкильянского общества», последний из тех, кто составлял ее костяк (Херман Варгас умер в 1991 г., Алехандро Обрегон — годом позже). Как только его старый коллега и наставник заболел, Гарсиа Маркес отдалился от него, сказав, что он «слишком большой трус» и «не в силах смотреть в лицо смертельно больному другу»⁴⁵. Возможно, из-за собственной болезни он стал суеверен в том, что касалось близости смерти. Сын Фуэнмайора Родриго и члены «Барранкильянского общества» Кике Скопелл и Хуанчо Хинете с двумя бутылками виски совершали всенощное бдение у гроба втроем. Из той когорты старых друзей у Гарсиа Маркеса остался только Альваро Мутис; он все еще был крепок.

В феврале сын Гарсиа Маркеса, Родриго, женился на Адриане Шейнбаум. Скромная брачная церемония состоялась в загсе в восточном районе Лос-Анджелеса. Первый ребенок молодых супругов, Исабель, родится 1 января 1996 г., второй — Инесс — в 1998 г. В июле предыдущего года Гарсиа Маркес заверил Paris Match: «У меня великолепные отношения с обоими сыновьями. Каждый из них нашел свое призвание, как они сами того хотели и как я этого хотел»⁴⁶. Родриго прославится как голливудский режиссер.

5 марта Гарсиа Маркес вместе с Джеком Лангом дал свое первое интервью для телевидения в Картахене. В качестве оператора он выбрал Серхио Кабреру, режиссера нашумевшего фильма «Стратегия улитки». Ланг последние дни находился на министерском посту. Франсуа Миттеран, уже серьезно больной, успел доработать до конца своего второго семилетнего срока; он умрет 8 января 1996 г. На следующих выборах Французская социалистическая партия потерпит поражение и уже не сможет победить до конца политической карьеры Джека Ланга. Связи Гарсиа Маркеса с французскими политиками начали ослабевать.

Наконец основанный Гарсиа Маркесом Фонд новой иберо-американской журналистики официально приступил к работе: семинары регулярно проводились в Барранкилье и Картахене, хотя Картахена постепенно «перетянула одеяло на себя» и стала основной «мастерской». Гарсиа Маркесу нравилось слово «мастерская», ибо оно напоминало ему о деде-полковнике, который всегда утверждал, что это он основал город Аракатаку. Новая организация была подарком Гарсиа Маркеса его приемному колумбийскому городу и самым ярким символом его приверженности родной стране и заботы о ее благосостоянии. (Однако молодой директор фонда, Хайме Абельо, был родом из Барранкильи, а не из Картахены, и, очевидно, выбор пал на него не случайно.) Фонд будет организовывать краткосрочные курсы для молодых журналистов со всей Латинской Америки; многие семинары будут вести сам Гарсиа Маркес и другие известные журналисты, в том числе поляк Рышард Капущинский и американец Йон Ли Андерсон.

К тому время, когда была издана повесть «Любовь и другие демоны», новый колумбийский президент у Гарсиа Маркеса вызывал уже исключительно отрицательные эмоции. В интервью мексиканской журналистке Сусане Като в Мексике он едва скрывал свое раздражение и презрение по отношению к Самперу. Она спросила: «Что колумбийцы думают сделать для того, чтобы не вступить в двадцать первый век в таком же положении, в каком они находятся сегодня?» Гарсиа Маркес ответил:

О каком двадцать первом веке может идти речь, когда мы все еще пытаемся вступить в двадцатый? Меня в дрожь бросает при мысли о том, что я три года только тем и занимался, что проверял и перепроверял фактический материал, который лег в основу книги о стране, где никто больше не знает, что здесь правда, а что ложь. Какое будущее может быть у художественной литературы, если кандидат в президенты не догадывается, что его ненаглядные советники получают грязные деньги — миллионы долларов — на его кампанию? А его обвинителей не принимают всерьез, потому что наряду с правдивыми фактами они представляют кучу ложных. А президент, в свою очередь, сам выступает в роли обвинителя своих обвинителей, заявляя, что они и в самом деле получали грязные деньги, но не использовали их на кампанию, потому что эти деньги они украли... В такой стране, черт возьми, нам, писателям, остается только искать другую работу⁴⁷.

Снова звучали старые доводы из уст человека, который хотел описывать повседневную реальность, но жизнь в Колумбии была настолько ужасна, что ни в каком репортаже это не передашь. Призрак Макондо продолжал жить и здравствовать.

Положение ухудшалось. Со времен режима Бетанкура сменявшие друг друга правительства обеспечивали безопасность Гарсиа Маркеса, но теперь его стало беспокоить, что служба охраны организована из рук вон плохо. Телохранителей меняли так часто, что в итоге более шестидесяти человек были прекрасно осведомлены о его образе жизни и прочих частных подробностях. Для человека, живущего в Колумбии, это была крайне неприятная ситуация, заставляющая задуматься о безопасности дальнейшего проживания в этой стране. Гарсиа Маркес и Сампер продолжали общаться, но напряженность в их отношениях нарастала (поговаривали, что писатель даже стал злоупотреблять виски) и в конце концов вылилась в скандальную перепалку на приеме в доме бывшего мэра Картахены Хорхе Энрике Рисо во время Пасхи 1996 г. Сампера собирался судить конгресс, и Гарсиа Маркес заметил президенту, что конституционные реформы, которые тот планировал провести, многие могут воспринять как взятку конгрессменам за то, чтобы они его оправдали. Уязвленный Сампер ответил: «Вы, вероятно, наслушались побасенок сторонников Гавириа». — «Вы меня оскорбляете. То есть если я высказываю мнение, которое совпадает с вашим, — это мое мнение, а если не совпадает, значит, оппозиция промывает мне мозги, так, что ли?» Сампер попытался сгладить инцидент, но кое-кто слышал, как Гарсиа Маркес пробормотал себе под нос: «Это бесполезно». С той поры писатель начал устраняться от активного участия в государственных делах, и с Сампером они не будут встречаться на протяжении многих лет⁴⁸.

Однако нападающему всегда можно дать отпор. Кубинский эмигрант Норберто Фуэнтес, до недавнего времени считавшийся добрым другом Гарсиа Маркеса — именно благодаря вмешательству писателя кубинские власти выпустили Фуэнтеса из страны, — написал первую из нескольких статей, в которых он не только не выражал признательности Гарсиа Маркесу, но еще и резко раскритиковал его роль в том, как складывалась обстановка на Кубе, при этом фактически сведя к нулю степень его влияния и значительно приуменьшив его достижения⁴⁹. Гарсиа Маркес, как обычно, воздержался от ответа. Но в апреле он сделал нечто такое, что удивило всех, кто его знал: выступил в Высшем военном училище в Боготе. Обмениваясь неловкими шутками с аудиторией, он зловеще произнес: «Будущее нашей страны в руках президента Сампера». А еще сказал, пожалуй не очень дипломатично, что «мы все чувствовали бы себя гораздо спокойнее, если б каждый из вас носил в своем рюкзаке какую-нибудь книгу»⁵⁰. Пасху он провел вместе с обесчещенным Карлосом Андресом Пересом в Каракасе. Отметил ли про себя Сампер, что Гарсиа Маркес критиковал венесуэльцев за попытку избавиться от своего президента, как теперь некоторые колумбийцы пытались избавиться от него?

2 апреля, как раз в тот момент, когда все только и говорили о повести «Любовь и другие демоны», которую должны были представить на книжной ярмарке в Боготе, прежде неизвестная группировка из Кали, называвшая себя «Движение за честь Колумбии», похитила брата экс-президента Сесара Гавириа, архитектора Хуана Карлоса. Уже не первый раз родственники Гавириа становились жертвами преступных группировок. Проблема Колумбии, как заявили в коммюнике представители движения, «не правовая, а нравственная». Будучи представителями правого толка, они процитировали слова Гарсиа Маркеса о том, что в Колумбии «происходит нравственная катастрофа», и попросили писателя занять пост президента вместо Сампера, потому что он — один из немногих людей в стране с «чистыми руками». Члены движения также потребовали, чтобы Сесар Гавириа оставил пост генерального секретаря Организации американских государств. Ситуация была довольно ироничная: через месяц планировался выход в свет книги Гарсиа Маркеса о проблемах современной Колумбии; одной из главных тем этой книги была жесткая позиция Гавириа, отказывавшегося идти на уступки преступникам под давлением умоляющих призывов семей похищенных; и сам Гавириа был основным источником информации для Маркеса. Энрике Сантос Кальдерон написал в El Tiempo: «В интервью журналу Cambio 16 Гарсиа Маркес сказал, что он будто попал в свой собственный репортаж. И действительно, в дрожь бросает, как подумаешь, что экс-президент Гавириа сегодня оказался точно в такой же ситуации, в какой в то время находились семьи похищенных, а нынешний "спец по освобождению заложников" делает то же самое, что он делал пять лет назад, когда пытался спасти свою жену Маруху Пачон»⁵¹.

Вильямисар и Пачон стали главными героями следующей книги Гарсиа Маркеса «Известие о похищении». Произведений о современной Колумбии он не писал с 1950-х гг., когда им были созданы «Полковнику никто не пишет», «Недобрый час» и «Похороны Великой Мамы». Самое политизированное из его исторических произведений, «Генерал в своем лабиринте», сделало Гарсиа Маркеса крайне непопулярным среди представителей колумбийского правящего класса как раз в тот момент, когда он подумывал о возвращении в Колумбию на долгий срок. Как ни забавно, ему никогда не удастся снискать расположение картахенского высшего общества — великосветский costeño никогда не будет уважать выходца из низов общества, — хоть он и посвятил их «героическому городу» три книги подряд и теперь имел самый большой, самый роскошный и самый дорогой дом в Картахене. (Правда, последнее обстоятельство, напротив, еще больше настраивало против него местную аристократию.)

Нет, в Колумбии его целью была Богота, хотя он никогда не чувствовал там себя комфортно. Именно столица являлась средоточием власти. Во многих отношениях его следующая книга была главным образом о правящем классе, обосновавшемся в Боготе, и, возможно, даже как раз для него. Давним приверженцам Маркеса из числа левых книга придется не по вкусу, но боготская буржуазия оценит ее по достоинству. После гибели Луиса Карлоса Галана, чья смерть, разумеется, была не последней, но воспринималась как кульминация и символ волны убийств и похищений, терроризирующих страну, многие колумбийцы наконец-то начали приходить к выводу, что у их государства и в самом деле нет будущего. Галан неоднократно отклонял предложения Пабло Эскобара, желавшего примкнуть к его движению и финансировать его кампанию. Гарсиа Маркес не был ни соратником Галана, ни тем более поклонником тех, кто, подобно ему, мнили себя спасителями человечества, исполняющими некую высокую судьбоносную миссию. (Только Фидель был вправе на это претендовать.) Преемник Галана Сесар Гавириа тоже казался Гарсиа Маркесу слишком расчетливым, слишком серьезным, слишком прямолинейным, слишком правильным; но в 1990 г. каждый из них нуждался во влиятельном соратнике и обоим было что предложить друг другу; к тому же оба были не из Боготы.

На самом деле новая книга Гарсиа Маркеса стала колоссальным достижением. Подобное творение расценивалось бы как верх мастерства для любого писателя во все времена, тем более для человека, которому было шестьдесят девять лет. Критики на протяжении многих лет говорили, что талант Гарсиа Маркеса больше подходит для того, чтобы создавать драматические произведения, действие которых происходит в далеком прошлом, и что он — как и большинство прозаиков — не подготовлен к тому, чтобы писать на современные темы. Кроме того, многие считали, что почти невозможно осмыслить тот хаос, который творится в Колумбии, и что никому не по силам придумать внятный сюжет и на его основе создать захватывающее повествование о современной Колумбии. Однако, когда книга вышла в свет, даже те, кто не одобрял изложенные в ней идеи и позицию, признали: великий рассказчик снова превзошел самого себя и создал шедевр. Многие говорили, что даже не думали о сне, пока не дочитали книгу до конца, а некоторые даже признавались, будто боялись оторваться от книги: им казалось, если они не прочитают ее в один присест, центральные персонажи не спасутся — настолько сильно это написано. Возникает резонный вопрос: верно ли, что Гарсиа Маркес отказался от сложности в пользу четкости в своем анализе современного положения в стране?

Конечно, автор ставил перед собой цель передать всю сложность и запутанность положения в Колумбии в контексте драмы семи центральных персонажей. Первый персонаж, героиня Маруха Пачон — журналистка, генеральный директор государственной компании по развитию кинематографии «Фосине», сестра Глории Пачон (вдовы Галана и представителя Колумбии в ЮНЕСКО). Второй герой, муж Марухи Альберто Вильямисар — брат второй заложницы, Беатрис Вильямисар, подруги Марухи, приходившейся ей золовкой; Альберто делает все возможное, чтобы вытащить из плена сестру (ее освободили первой) и жену. Третий центральный персонаж — Франсиско Сантос (Пачито), известный журналист из El Tiempo, а также сын руководителя газеты Эрнандо Сантоса. (Сейчас он вице-президент Колумбии.) Четвертый — Диана Турбай, телерепортер, дочь экс-президента Хулио Сесара Турбая; ее похищают вместе с несколькими коллегами, которых одного за другим освобождают; потом она трагически погибает, когда ее пытаются освободить военные. Пятый — Марина Монтойя, сестра одной из ключевых фигур в правительстве Барко, самая пожилая из заложников; ее захватили самой первой, и она единственная, кто в итоге погибнет от рук наркоторговцев. Шестой центральный персонаж — президент Гавириа (казалось бы, он должен быть главным героем повествования, принимая во внимание его близкие отношения с Гарсиа Маркесом, но — увы! И это удивительно). Седьмой персонаж — Пабло Эскобар; он фактически не появляется в повествовании, но, безусловно, является негодяем и злым гением, главным виновником этих драматических событий; к нему у Гарсиа Маркеса, безусловно, двойственное отношение, даже чувствуется, что он им восхищается. Также в этом документальном очерке присутствуют многочисленные члены семей и слуги, множество наркоторговцев и их подчиненных, министры правительства и другие должностные лица (в том числе генерал Мигель Маса Маркес — глава тайной полиции и кузен автора). Гарсиа Маркес собирает их всех вместе, расставляет по местам, мастерски организуя структуру повествования ужасающей драмы.

В прологе писатель заявляет, что эта «долгая страда» была «самой трудной и печальной в его жизни»^****. Посему удивительно, что у книги, рассказывающей о событиях с несчастливым концом как для Колумбии, так и для многих персонажей (Марины, Дианы, безымянного и быстро позабытого заложника-мулата), конец относительно счастливый — исключительно в силу того, что действие разворачивается вокруг отдельных персонажей, а Гарсиа Маркес хотел быть «добрым вестником». Словно это блестящее произведение политической журналистики было захвачено — похищено? — другой книгой, созданной по всем канонам голливудского триллера и имеющей концовку в стиле «мыльной оперы». Автор заставляет нас переживать за судьбу Марухи, но нас ничуть не задевает гибель ее водителя: его убивают на четвертой странице повествования — рассказчик избавляется от него так же решительно, как и убийцы, — и больше он в очерке не упоминается (то же самое происходит и с водителем Пачито Сантоса). С точки зрения эффективности повествования кажется неважным, сколько погибает второстепенных персонажей, лишь бы главные герои оставались живы. В сущности, согласно канонам триллера гибель некоторых необходима, тем острее будет радость читателя от спасения тех, кто, по его мнению, должен выжить. Таково жестокое, даже бессердечное искусство автора этой книги. Конечно, здесь он абсолютно далек от того, что делал Дзаваттини или даже Феллини в фильме «Сладкая жизнь».

По замыслу писателя в нечетных главах речь идет о заложниках и их похитителях, в четных — о семьях заложников и о правительстве. То есть сначала описываются тяжелые испытания, выпавшие на долю заложников, их борьба за выживание, затем — усилия, предпринимаемые их родными, ведущими переговоры об освобождении заложников одновременно с похитителями и с правительством. Хотя, по сути, это, конечно, книга о борьбе между «Экстрадиатаблес» и правительством, в которой заложники и их семьи всего лишь пешки, Гарсиа Маркес постарался рассказать историю об «интересах людей». Основное внимание он уделяет четырем ключевым фигурам из числа десяти заложников: Марухе, Марине, Диане и Пачито. Из этих четверых в живых остаются только Маруха и Пачито; их освобождают с интервалом в несколько часов одного за другим 20 мая 1991 г. (в конце главы 11). Марина и Диана после многомесячного пребывания в плену умирают — одна 23 января 1991 г., вторая 25 января 1991 г. (в главе 6).

Задуманная как история любви, в которой есть и кризисная ситуация (девица в беде), и героическая борьба (рыцарь), и благополучное избавление, книга, по существу, своего логического конца достигает в главе 11, когда Маруха возвращается домой, где ее радостно приветствуют друзья и соседи, а потом и потерявший от счастья голову муж. Гарсиа Маркес явно хотел показать, что даже в Колумбии — а может, и для Колумбии — возможен счастливый исход. Сдача Эскобара властям и его смерть — это всего лишь эпилог, равно как и возвращение похитителями кольца Марухи в самом конце повествования, а также последняя фраза Марухи в произведении: «О том, что с нами было, можно написать целую книгу»^*****. Но трактовка гибели Эскобара представляется весьма интригующей. В «мыльных операх» и триллерах смерть злодея, особенно такого, как Эскобар, зачастую составляет кульминацию произведения. В этом же очерке о гибели Эскобара говорится вскользь, что подрывает сами принципы жанра, предполагающего достижение кульминации.

Как и большинство предыдущих работ Гарсиа Маркеса, «Известие о похищении» — не о представителях низших сословий (даже в «Недобром часе» неожиданное появление бездомных бедняков в el pueblo воспринимается как шок), но их отсутствие тем более важно и знаменательно. Это — книга почти исключительно о людях из верхних слоев среднего класса, в том числе о целом ряде влиятельных представителей правых (отцы Дианы Турбай и Пачито Сантоса — это те люди, против которых прежде Гарсиа Маркес выступал и которых порицал). Обозреватель El Tiempo Роберто Посада Гарсиа-Пенья по прозвищу Д'Артаньян, сам слуга этого правящего класса, раскритиковал Гарсиа Маркеса за то, что он «воздал должное боготской буржуазии»⁵².

Приводит в замешательство и то, что Гарсиа Маркес вообще исключил из своей книги аспект влияния США. А ведь именно страх наркоторговцев перед экстрадицией в США — «лучше могила в Колумбии, чем тюремная камера в Соединенных Штатах», говорил Эскобар, — стал причиной конфликта, спровоцировавшего череду событий, описанных в книге, и, конечно же, этот аспект следовало проанализировать с антиимпериалистических позиций. Однако в книге, где критикуется герилья — несмотря на тесную связь писателя с Кубой — «за всевозможные террористические акты»⁵³, о США нет ни слова, и поэтому причинно-следственная структура произведения кажется искаженной и размытой. Это определенно не та книга, которой мог бы стыдиться автор, когда вскоре после публикации он подарил ее Биллу Клинтону. И неудивительно, что Клинтон в итоге отметил ее «человеческую» сторону, но другой «стороны» у этой истории нет. В связи с чем возникает весьма неприятный вопрос: а действительно ли эта книга написана для боготской буржуазии и Билла Клинтона (для «Нас» и для США), а вовсе не для «нас» (читателей)? Или, говоря иначе, она, как и «мыльные оперы», написана для «нас», читателей, и призвана внушить нам, что мы должны быть довольны своим социальным положением и что богатые и знаменитые — «просто обычные люди»... «как и мы»?

И все же на любой вопрос всегда можно взглянуть с другой стороны. Конечно, это первая книга Гарсиа Маркеса о Боготе. Книга, в которой критически оценивается положение в современной Колумбии с того времени, как писатель решил «расстаться» с Кубой в 1990 г. (хотя в действительности он никогда с ней не расставался) и «вернуться» на родину (хотя он никогда по-настоящему туда не возвращался). Но помимо того, что это критический анализ, здесь еще затрагивается вопрос власти. В каком-то смысле это демонстрация мощи писательского таланта и завуалированный ответ всем колумбийским критикам. Значит, он не живет в этой стране? А кому еще из колумбийцев удалось осмыслить все сложности современной истории страны и изложить их в логически последовательной и доступной форме? По-вашему, он придворный льстец, подлизывающийся к власти? А вы посмотрите, какие преимущества дает близость к власти: перед вами «журналист», который благодаря своему авторитету способен получить доступ к «контактам» и «источникам» любого уровня, а те, у кого таких возможностей нет, никогда не получат полного представления об «истинном положении вещей». Он стал писать тривиально, повторяется, ссылается сам на себя, занимается самолюбованием? Что ж, ему уже почти семьдесят, он может себе это позволить.

Язвительные статьи наподобие тех, какими El Tiempo отозвалась на публикацию романа «Генерал в своем лабиринте», были бы не к месту в отношении произведения и писателя, которые, если можно так выразиться, «завладели» всей страной. Поэтому на этот раз таковые отсутствовали. Гарсиа Маркес этого не показывал, но после выхода в свет «Генерала...» он семь лет ждал своего часа, чтобы взять реванш, насладиться местью. Он не давал плаксивых интервью, выражая свои «сомнения» по поводу успеха нового произведения, как это было в случае с повестью «Любовь и другие демоны». «Вот вам, получайте», — говорил тореро. Как это ни удивительно, но лишь в свои шестьдесят девять лет Гарсиа Маркес наконец-то завоевал Колумбию. Романом «Сто лет одиночества» он завоевал Латинскую Америку и даже весь мир, но не Колумбию. Да, «Сто лет одиночества» — книга о Макондо, но и в Боготе, и в других больших городах страны (Медельине, Кали) все знали, что Макондо — это прикарибский регион страны, с которым они никак не соотносятся. Теперь они сами были менее уверены в себе и менее самодовольны; теперь Гарсиа Маркес наконец-то охватил всю Колумбию, а не один лишь прикарибский регион страны. Злые языки по-прежнему будут упражняться на его счет, критикуя его политическую и общественную деятельность, но уже не столь убедительно. Он стал неприкасаемым. Теперь он мог делать все, что хотел.

Правда, по-прежнему оставался открытым вопрос: ведь, написав «Известие о похищении» для cachacos и отчасти от лица cachacos, он, по сути, переметнулся к ним? Значит ли это, что, опьяненный победой (или даже в силу характера этой самой победы), он отошел от своих нравственных и политических идеалов? Возможно, он стал консерватором, как то обычно происходит с утомленными жизнью и борьбой пожилыми людьми. Или наконец-то осознал «политическую реальность» и, в частности, «политическую реальность, сложившуюся после падения Берлинской стены». Или, может быть, в политическом плане он теперь хотел только, чтобы Фидель и кубинская революция старались выстоять в той политической неразберихе, в какой они оказались, пока вселенский хаос лишит их последней возможности выбора. Или он все еще отвергал все эти окружающие реалии, варианты и интерпретации; быть может, только ему одному известным способом Гарсиа Маркес старался до конца держаться за свою мечту. Возможно. Это, конечно, вопрос.

Естественно, «Известие о похищении» стало бестселлером сразу же после выхода в свет. Отзывы на книгу в целом были положительными, даже восторженными, но было и несколько агрессивных и даже оскорбительно разгромных рецензий, особенно в США. По злобности они были несопоставимы даже с критическими статьями El Tiempo, ругавшими роман «Генерал в своем лабиринте»⁵⁴. Но Гарсиа Маркес проанализировал свои возможности и сделал свой выбор. Можно не сомневаться, что он был удовлетворен.

Комментарии

*. «Экстрадитаблес» (Extraditables — букв. «Подлежащие выдаче») — криминально-террористическая группировка в Колумбии, созданная в середине 1980-х гг. при поддержке преступных сообществ, задействованных в сфере производства и реализации наркотиков.

**. Bête noire — объект особой ненависти (фр.).

***. Гарсиа Маркес Г. «Счастливого пути, господин президент!» / пер. Л. Синянской // Собрание сочинений. T. 1. М., 1998. С. 271.

****. Пер. Н.В. Исаева.

*****. Пер. Н.В. Исаева.

Примечания

1. Большинство из этих событий упоминаются, мимоходом или в подробностях, в произведении GGM, News of a Kidnapping (London, Jonathan Cape, 1997).

2. «Condenada al fracaso, la Guerra contra la droga: GM», Excelsior, 3 noviembre 1989.

3. См. Anthony Day, Marjorie Miller, «Gabo talks: GGM on the misfortunes of Latin America, his friendship with Fidel Castro and his terror of the blank page», Los Angeles Times Magazine, 2 September 1990, p. 10—35. Здесь он утверждает, что «у США нездоровое влечение к Кастро» (р. 34). Если бы не Кастро, добавляет он, «США захватили бы всю Латинскую Америку до самой Патагонии».

4. См. Excelsior, 9 febrero 1989.

5. Anthony Day, Marjorie Miller, «Gabo talks», p. 33.

6. Excelsior, 10 marzo 1990.

7. См. José Hernández, «María es un texto sagrado», El Tiempo, 10 marzo 1990.

8. Imogen Mark, «Pinochet adrift in his labyrinth», The Financial Times, 25 November 1990.

9. La Prensa, 5 setiembre 1990.

10. «GM: solo Fidel puede transformer a Cuba; EEUU siempre necesita un demonio», Excelsior, 3 setiembre 1990.

11. Excelsior, 27 enero 1991; см. также «Llamamiento de Gabo por secestrados», El Tiempo, 27 enero 1991.

12. «Gabo: "Es un triunfo de la inteligencia"», El Tiempo, 20 junio 1991.

13. «Redford: "Gabo es un zorro viejo"», El Espectador, 3 marzo 1991.

14. Renato Ravelo, «El taller de GM», La Jornada, 25 octubre 1998.

15. «Pide GM perdonar la vida a los dos infiltrados», La Jornada, 18 enero 1992.

16. Excelsior, 15 febrero 1992.

17. «GGM: "L'amour est ma seule idéologie"», París Match, 14 juillet 1994.

18. Excelsior, 31 julio 1992.

19. Semana, 14 julio 1992.

20. «GM descubre la literature y le gusta», El Nacional, 10 agosto 1992.

21. Semana, 17 noviembre 1992.

22. Semana, 29 setiembre 1992.

23. «Nunca es tarde», El Tiempo, 23 noviembre 1992.

24. «GM desmiente en Cuba el rumor de discrepancias con Castro», El País, 14 diciembre 1992.

25. El Espectador, 11 enero 1993.

26. Bill Clinton, Giving: Each of Us Can Change the World (London, Hutchinson, 2007).

27. El Espectador, 28 enero 1993.

28. Excelsior, 29 enero 1993.

29. «GGM exalta "el talento" de CAP», Excelsior, 18 junio 1993.

30. James Brooke, «Cocaunes reality, by GM», The New York Times, 11 March 1994.

31. 24 марта 1994 г. Заявление было напечатано в форме пресс-релиза.

32. David Streitfeld, «The intricate solitude of GGM», The Washington Post, 10 April 1994.

33. Речь Гонсало Мальярино на Боготской книжной ярмарке, в которой он расхваливает новую книгу ГГМ (22 апреля 1994 г.), была опубликована в El Espectador 25 апреля 1994 г.

34. Jean-Francois Fogel, «Revolution of the heart», Le Monde, 27 janvier 1995.

35. A.S. Byatt, «By love possessed», The New York Review of Books, 28 May 1995.

36. Peter Kemp, «The hair and the dog», The Sunday Times (London), 2 July 1995.

37. Rosa Mora, «El fin de un ayuno», El Espectador 17 abril 1994.

38. Silvana Paternostro, «Tres días con Gabo», Letra Internacional (Madrid), mayo — junio 1997, p. 13. Воспоминания Кастро об этом событии см. в одном из номеров Granma за июль 2008 г.

39. Unomasuno (México), 25 julio 1994.

40. См. Ernesto Samper, «Apuntes de viaje», Semana, 3 marzo 1987. Я брал интервью у Сампера в Боготе в апреле 2007 г.

41. «GGM: "L'amour est ma seule idéologie"», Paris Match, 14 juillet 1994.

42. «Quirido Presidente, cuídese los sentidos», El Tiempo, 8 agosto 1994.

43. «Una charla informal», Semana, 6 setiembre 1994.

44. La lomada (México), 14 setiembre 1994.

45. Fiorillo, La Cueva, p. 85.

46. «GGM: "L'amour est ma seule idéologie"», Paris Match, 14 juillet 1994.

47. Susana Cato, «Gabo cambia de oficio», Cambio 16, 6—13 mayo 1996.

48. См. «Por qué Gabo no vuelve al país», Cambio 16, 24 febrero 1997.

49. Norberto Fuentes, «De La Habana traigo un mensaje», 13 marzo 1996. В работе Fuentes, Dulces guerrilleros cibanos, 1999, ГГМ будет отведена неприглядная главная роль.

50. Pilar Lozano, «Gabo da una lección a los "milicos"», El País, 16 abril 1996.

51. Enrique Santos Calderón, «Noticia», El Tiempo, 5 mayo 1996. Сантос Кальдерон отмечает, что, как недавно писал журнал Newsweek, ГГМ зациклен на Пабло Эскобаре, потому что тот олицетворяет власть, а ГГМ на самом деле одержим идеей власти, а не политики. См. Virginia Vallejo, Amando a Pablo, odiando a Escobar (México, Random House Mondadon, 2007), где представлена потрясающая рентгенограмма колумбийской политики и колумбийского общества эпохи Эскобара.

52. Roberto Posada García Peña (DArtagnan), «Las Cozas del Gavo», El Tiempo, 22 mayo 1998.

53. GGM, News of Kidnapping, p. 129—130. В подтверждение этого РВСК, в частности, в последующие годы прибегнет к тактике похищения людей ради выкупа. В 2008 г. на них обрушится ряд тяжелых ударов: смерть их лидера Мануэля Маруланды по прозвищу Снайпер; гибель еще одного лидера, Рауля Рейеса, погибшего в результате налета ВВС Колумбии; освобождение из плена Ингрид Бетанкур колумбийскими военными.

54. См., например, Joseph A. Page, «Unmagical realism», The Commonweal, 16, 26 September 1997 и Charles Lane, «The writer in his labyrinth», The New Republic, № 217, 25 August 1997. См. также Malcolm Deas, «Moths of 111 Omen», London Review of Books, 30 October 1997.