Выжить — вот главная цель большинства персонажей. Не в силах справиться с отчуждающей действительностью, они ухитряются сохранить безучастность даже в самых бурных эпизодах. Таков полковник Аурелиано Буэндиа периода гражданской войны, история которого в романе «Сто лет одиночества» фактически исчерпана задолго до его смерти.

В произведениях Гарсиа Маркеса мы наблюдаем картину застойного общества; время бежит, но ни в экономике, ни в жизни людей не происходит серьезных перемен. Однако понятно, что литератора нельзя считать пессимистом или оптимистом, исходя из тематики его книг. Примером тому могут служить, с одной стороны, «розовые» романы, а с другой — творчество Гарсиа Маркеса. Все определяет позиция автора по отношению к изображаемой действительности. Вспомним хотя бы повесть «Полковнику никто не пишет», в которой писатель обличает уродливую реальность городка, но даже здесь есть место надежде: полковник не дождется пенсии, однако каждую пятницу ходит на почту. Еще далеко до революции, но в городке уже есть свой павший герой, налажена подпольная пропаганда, ходят слухи о партизанах, действующих «во внутренних районах нашей страны».

Такое сочетание пессимизма и надежды типично для всех произведений Гарсиа Маркеса.

То, что мы назвали пессимизмом, может рассматриваться как особое отношение к жизни в странах, где слаборазвитая экономика душит и уродует человека. В мире, полном материальных и социальных пережитков, должны существовать и анахронизмы надстроечного уровня. И если феодальные порядки отличаются сложностью и запутанностью (как происходит в рассказе «Похороны Большой Мамы»), они определяют и мировоззрение жителей, для которых часто характерен мрачный взгляд на жизнь.

Некоторых героев отличает откровенный фатализм; жизнь кажется им бессмысленной суетой с заранее известным результатом — смертью.

Исабель («Исабель смотрит на дождь в Макондо») видит, как окружающий мир постепенно разрушается под действием внешних (дождь) и внутренних сил. Ей, пассивной наблюдательнице, незыблемыми кажутся- лишь явления сверхчувственного порядка или, во всяком случае, те, что не поддаются объяснению; так, остается неизменной загадочная пунктуальность побирушек, каждый вторник проходящих за веточками мелиссы. А между тем селение умирает. Непрекращающийся дождь — это кризис в ходе долгой неизлечимой болезни.

Симптомы разрушения описываются и в романе «Палая листва». Мы видим селение без будущего, разоренное и заброшенное. Трудно найти место надежде среди пыли, которая заглатывает миндальные деревья, улицы и людей. Безнадежность ощущается и в языковых средствах, используемых писателем, скажем, в эпитетах:

«Лаже отребье унылой любви больших городов попало к нам в заверти листьев и настроило деревянных лачуг; сперва это был закоулок, где полкровати служило мрачным приютом на ночь, потом шумная улица тайных притонов, потом целая деревня терпимости внутри самого селения»¹.

Отношение к прошлому окрашено грустью, странной ностальгией, которая не утешается былыми радостями, а объясняет превращение этого печального прошлого в ужасное настоящее. Такая связь между былым и сегодняшним, терзающая доктора в романе «Палая листва», применима и к самому селению:

«...оба они, прежний и настоящий, ведут безмолвное сражение, в котором прежний защищает свое неистовое одиночество, свой непоколебимый апломб, свою непримиримую самобытность, а настоящий — жгучее и неотступное желание избавиться от себя прежнего»².

Сложные отношения между прошлым и настоящим проявляются и в романе «Недобрый час», когда падре Анхель стремиться доказать старую мысль о том, что «в прошлом все было лучше»:

«В мое время, — сказал он, — этих штук не было.

Доктор Хиральдо поставил напротив него стул и сел прилаживать тонометр.

— Ваше время, падре, продолжается по сей день, — улыбнулся он»³.

Однако желание порвать с прошлым отнюдь не соотносится с идеей прогресса. Будущее Макондо и городка чаще всего рисуется в мрачных тонах. Это застойный мир, требующий социального переворота.

Уместно подчеркнуть, что в вымышленном мире Гарсиа Маркеса буржуазные политические партии не являются носителями перемен; с ними не связаны даже надежды на лучшее. К деятельности консерваторов и либералов в романе «Сто лет одиночества» можно применить слова самого Гарсиа Маркеса из его блестящей статьи «Колумбия: наконец говорят избиратели»: «Льерас нашел замечательный выход — он превратил партию либералов в великую консервативную партию»⁴.

Огромное разочарование постигло полковника Аурелиано Буэндиа, когда он понял, что сражается не за идеалы своей партии, а из самолюбия. Выйдя из стана консерваторов, он переходит на позиции «радикального» либерализма, но к концу своей тридцать второй войны осознает: одна партия настолько похожа на другую, что их, как сыновей семьи Буэндиа, собственно, нельзя различить.

Но и на стезе традиционной политической борьбы буржуазных партий герои Гарсиа Маркеса терпят крах, особенно это заметно у сенатора Онесимо Санчеса из рассказа «За любовью неизбежность смерти». Сенатором движет лишь личная выгода. Для полкрепления своих предвыборных обещаний сенатор демонстрирует избирателям бутафорское изобилие, крича: «Вот как мы будем жить!» Но сам он видит, «что картонный городок, из-за того, что его возили с места на место и много раз собирали и разбирали, уже пострадал изрядно от непогоды и теперь стал почти таким же бедным, пыльным и печальным, как Вице-королевский Розовый сад»⁵.

Речь идет не столько о борьбе идеологий, сколько о соперничестве за право занять место у государственной кормушки. Любые перемены в сферах власти приводят к ухудшению жизни народа. .Так, полковник (которому никто не пишет) не может получить пенсию, назначенную ему полковником Аурелиано Буэндиа за сохранение казны революционной армии. А происходит это, потому что «...за последние пятнадцать лет чиновники сменились уже много раз, — заметил адвокат. — Вспомните, за это время было семь президентов, и каждый президент по меньшей мере десять раз менял свой кабинет, а каждый министр менял своих чиновников не менее ста раз»⁶.

Даже картина, открывающаяся с вершины власти, отражает тоску и бессилие. Вспомним слова одного из американских послов в романе «Осень патриарха»: «Дальнейшие споры бесполезны, ваше превосходительство, режим держится не на обещаниях, не на апатии, не даже на терроре, а только на застарелой инерции, он необратимо разрушается»⁷.

Если деятельность традиционных политических партий лишена перспектив и исполнена пессимизма, на индивидуальном уровне у персонажей Гарсиа Маркеса можно наблюдать как чувство обреченности, так и энергию оптимизма. Не стоит делить их всех на оптимистов и пессимистов, но очевидно, что есть разница между отчаявшимся доктором из романа «Палая листва», с которым мы знакомимся — и то по воспоминаниям других — после его самоубийства, и предприимчивой, жизнелюбивой Урсулой Игуаран из романа «Сто лет одиночества».

В этом же романе много одиноких людей, которые неспособны на устойчивое благополучие. Лаже когда Амаранта Урсула и Аурелиано, казалось бы, находят счастье в своей любви, их настигает древнее проклятие: повторный в их роду инцест приводит к рождению ребенка с поросячьим хвостиком, чего так боялась Урсула и что грозило каждому поколению Буэндиа. Надежда на возрождение семьи оборачивается ее крушением и гибелью.

Борьбу надежды и отчаяния мы видим также в рассказе «Море исчезающих времен». Вот разговор Тобиаса, его жены и мистера Герберта:

«— Ну что ж, Тобиас... надо смотреть в лицо действительности.

— Разумеется.

— А действительность такова, — продолжал мистер Герберт, — что этот запах роз больше не вернется.

— Вернется.

— Не вернется, — вмешалась Клотильда, — хотя бы еще и потому, что его никогда не было. Ведь это ты взбаламутил всех».

Ситуация в рассказе напоминает ту, что сложилась в Макондо после забастовки рабочих банановой компании. Запах роз, идущий откуда-то с середины Карибского моря, становится символом надежды, но отношение к нему у героев разное. Если для Тобиаса «это единственное в жизни, что пришло слишком поздно», то у Хакоба он вызывает радость и ожидание перемен, а персонаж по имени Максимо Гомес просто не верит собственному обонянию.

В то же время над героями Гарсиа Маркеса постоянно висит угроза смерти, настигающей их иногда еще при жизни. Хосе Аркадио-основатель умирает через много лет после того, как сумасшествие вырвало его из рядов живых. Где-то между жизнью и смертью находится Хосе Аркадио Второй после расстрела забастовки. Но особенно выразительна история Ребеки, которая, прежде чем лечь в землю, укрывается от мира и этой землей питается. Все они лишены радостей, а часто и способности любить или питать дружбу к кому-нибудь; населенное такими людьми селение должно исчезнуть с лица земли, чтобы могло родиться общество, не основанное на злобе, ненависти, насилии, убийствах. Макондо обречено на подлинную, всеохватную смерть, имя которой — забвение. Но прежде налетит очищающий ветер, который, сметая все на своем пути, вырвет самые корни этого отсталого общества, общества без будущего.

Персонажи Гарсиа Маркеса приходят к пониманию того, что «люди не живут, а существуют, черт подери, что самой долгой и деятельной жизни хватает лишь на то, чтобы научиться жить — в самом конце!»⁸, как говорит Патриарх.

Растительное существование — удел Макондо после ухода банановой компании в романах «Палая листва» и «Сто лет одиночества». Каталин Кулин подчеркивает: «В ходе первой своей изоляции Макондо, опираясь на собственные силы, движется навстречу двадцатому веку; во время второй изоляции оно уходит от него. В первый раз мир ничего не знает о Макондо; во второй — Макондо забывает о мире».⁹

И люди, и само общество претерпевают как бы обратное развитие, забывая «цивилизованный» мир и постепенно саморазрушаясь. Это забвение уже проявило себя во время эпидемии бессонницы с последующей потерей памяти, и после забастовки, когда народ принимает лживую официальную версию о том, что не было ни самой забастовки, ни репрессий.

Каталин Кулин пишет, что мироощущение Гарсиа Маркеса — это типичный для жителя колумбийской столицы «бездонный пессимизм», и в подтверждение своей мысли приводит описания человеческих страданий, разбросанные по всем произведениям писателя. Его герои живут в страшном мире, который должен умереть, чтобы уступить место новому, более справедливому. И в то же время Хуан Маринельо отмечает: «Рождающийся сегодня революционный роман должен без устали всматриваться в печальные улицы Макондо».

Утверждая это, колумбийский литературовед акцентирует внимание не на пессимизме, разлитое во многих произведениях Гарсиа Маркеса, а на отраженной в них социальной действительности. Именно это отражение не позволяет воспринимать творчество колумбийского писателя как безнадежно мрачное. Сквозь фатализм и отчаяние явственно проступает оптимизм, характерный для общего тона его книг. Советский критик Валерий Земсков пишет об этом в связи с главным романом Гарсиа Маркеса:

«Неистребимый оптимизм «Ста лет одиночества», неотделимый от трагических тонов, — это оптимизм исторического катарсиса, это оптимизм трагедии, за которой — будущее. Нам не кажется случайным пророчество старого кудесника, который утверждает, что на месте Макондо будет иной, новый город, в котором «не останется даже следов рода Буэндиа», того рода людей, которых породил мир насилия»¹⁰.

Общество, рождающее насилие, само от него и погибнет. Именно это происходит в конце романа «Сто лет одиночества», когда могучий ветер, олицетворяющий грозные силы природы, сметает Макондо с лица земли. Стихии часто играют символическую роль в творчестве Гарсиа Маркеса. Так и здесь вихрь уничтожает зашедшее в тупик прошлое, чтобы смогло победить будущее.

Гибель Макондо означает не столько «вхождение в историю», как говорит Серхио Бенвенуто¹¹, сколько победу нового над старым в силу неизбежного исторического прогресса, неудержимого движения вперед и преодоления отжившего.

Но особенно ярко глубинный оптимизм Гарсиа Маркеса проявляется в рассказе «Самый красивый утопленник в мире», где загадочный покойник становится мифическим героем и преображает жизнь нищего прибрежного селения. Этот излучающий надежду рассказ, в котором идет постоянное нарастание радостных интонаций, можно понять как воспевание одной из героических революционных фигур Латинской Америки; рамки обыденного ей оказываются малы, и недаром жители селения замечают у погибшего способность расти после смерти.

Символом кажется и само селение с его двумя десятками бедных хижин — ведь столько же стран на нашем латиноамериканском континенте. Выяснив, что утопленник не знаком никому в окрестных поселках, жители решают, что он принадлежит всем сразу, он помогает мужчинам и женщинам объединиться вокруг общего дела, рождает в них чувство солидарности.

Символическую нагрузку несут и другие образы рассказа. Не случайно именно дети — «надежда мира» — находят утопленника и выносят его на берег, а рабочий люд пускает его в плавание по земным морям, чтобы он вернулся, когда захочет.

Особую роль здесь играет и ветер — один из любимых символов Гарсиа Маркеса. В романе «Сто лет одиночества» ветер ассоциируется с необходимостью социальных перемен. В рассказе жителям кажется, что «еще никогда ветер не дул так упорно и никогда еще Карибское море не волновалось так, как в эту ночь; и у них было чувство, что все это как-то связано с мертвым».¹²

Значение человека как силы, объединяющей людей, выявляется, когда «в последний час у них защемило сердце оттого, что они возвращают его морю сиротой, и из лучших людей селения ему выбрали отца и мать, а другие стали ему братьями, дядьями, двоюродными братьями, и кончилось тем, что благодаря ему все жители селения между собой породнились.»¹³

Мотив утопленника уже раньше появлялся в произведениях Гарсиа Маркеса, например, в «Рассказе потерпевшего кораблекрушение...» и в рассказе «Море исчезающих времен», а позже был использован в романе «Осень патриарха». Но в рассказе, о котором идет речь, на него возложены иные функции: это пример, образец, предтеча, изменяющий лицо действительности. Из-за него жители бедного рыбацкого селения «впервые поняли, как безрадостны их улицы, безводны камни их двориков, узки их мечты... Но они знали также, что отныне все будет по-другому: двери их домов станут шире, потолки выше, полы прочнее, чтобы воспоминание об Эстебане могло ходить повсюду, не ударяясь головой о притолоку, а в будущем никто бы не посмел шептать, глупый верзила умер, какая жалость, красивый дурак умер, потому что они, чтобы увековечить память о Эстебане, выкрасят фасады своих домов в яркие цвета и лягут костьми, а добьются, чтобы из безводных камней забили родники, и посеют цветы на крутых склонах прибрежных скал, и на рассветах грядущих лет пассажиры огромных судов будут просыпаться, задыхаясь от аромата садов в открытом море, и капитан спустится со шканцев в своей парадной форме с боевыми медалями на груди, со своей астролябией и своей Полярной звездой и, показывая на мыс, горой из роз поднявшихся на горизонте Карибского моря, скажет на четырнадцати языках, смотрите, вон там, где ветер теперь так кроток, что укладывается спать под кроватями, где солнце светит так ярко, что подсолнечники не знают, в какую сторону повернуться, там, да, там находится селение Эстебана».¹⁴

Высокая поэзия, сила образов, отточенный язык, красота идеи делают этот рассказ — гимн вере и надежде — одним из лучших в литературе нашего континента. Он написан в 1968 году, и мы находим в нем то, что прежде всего характеризует творчество Гарсиа Маркеса — удивительную силу воображения и надежду на лучшее будущее наших народов.

Тем не менее, Гарсиа Маркес не отражает в своих книгах новую жизнь, новый социальный строй, возникшие в Западном полушарии с победой Кубинской революции. Колумбийский писатель художественно преображает действительность, которая, как он сам говорит, не исчерпывается ценами на помидоры, но эта действительность — лицо отсталого мира — оказывается весьма горькой. В его произведениях не показан путь революционного общества, за исключением отдельных символических образов, на которые мы обращали внимание. И однако творчество Гарсиа Маркеса — это отправная точка лая новой литературы, которая рождается сейчас в Латинской Америке. Другим писателям предстоит воплотить в художественных образах будущий гармоничный мир. Гарсиа Маркес рассказывает о противоречивом, пестром, отсталом и полном насилия обществе, существующем на большей части нашего континента.

Завершая эту главу, приведем слова Хуана Маринельо о романе «Сто лет одиночества»:

«В романе Гарсиа Маркеса не найти революционных призывов, он не ведет к освободительной борьбе латиноамериканских народов. На эту тему написаны и еще будут писаться прекрасные произведения; однако создать целый мир, живущий в условиях примитивной, самодовольной отсталости, мир Макондо, — это лучший аргумент в пользу необходимости перемен, когда войны группировок, называющих себя партиями, превратятся во всенародную освободительную войну против империализма».

Примечания

1. Палая листва. Цит. изд., с. 15.

2. Там же, с. 58.

3. Недобрый час, Цит. изд., с. 142.

4. Gabriel García Márquez. Cuando era feliz e indocumentado. Caracas, Ed. El Ojo del Camello, 1974.

5. За любовью неизбежность смерти. Цит. изд. с. 5

6. Полковнику никто не пашет. Цит. изд. с. 114.

7. Осень патриарха. Цит. изд., с. 249.

8. Осень патриарха. Цит. изд., с. 268.

9. Katalin Kulin. «Pianos temporales y estructura en Cien años de soledad...», en revista Unión, Núm. 1, 1970.

10. Валерий Земсков. Цит. изд., с. 165.

11. Sergio Benvenuto. Op. cit.

12. «Самый красивый утопленник в мире». В кн.: Габриель Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества. Повести и рассказы, M. Прогресс», 1979. с. 535. Пер. Р. Рыбкина.

13. Там же, с. 538.

14. Там же, с. 538.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница

Главная Обратная связь Ссылки