Главная
Биография
Хронология жизни
Премии и награды
Личная жизнь и семья
Друзья
Произведения
Постановки
Интервью
Интересные факты
Цитаты
Фотографии
Фильмы и передачи
Публикации
Разное
Группа ВКонтакте
Статьи

Введение

Лауреат Нобелевской премии (1982) колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес получил всемирную известность после публикации в 1967 г. романа «Сто лет одиночества» («Cien años de soledad»). До этого он написал около ста рассказов, повести «Палая листва» («La hojarasca», 1955), «Полковнику никто не пишет» («El coronel no tiene quien le escriba», 1957), но только роман сделал Г.Г. Маркеса знаменитым и он стал восприниматься во всем мире как представитель особого литературного региона — Латинской Америки. Своеобычность Г.Г. Маркеса не только в его открытой обращенности к традициям латиноамериканского фольклора, народному мифологизирующему сознанию, но и к традициям мировой литературы.

Современная культура Латинской Америки в значительной степени складывалась на основе культуры юго-западной Европы — Испании и Португалии. Однако в создании латиноамериканской культуры участвовало и коренное население Америки — индейцы. Поэтому культуры современных латиноамериканских республик, имея много общих черт, отличаются неповторимым своеобразием, которым они обязаны индейцам, а в Бразилии и Вест-Индии — также и неграм [17; 3].

Современный латиноамериканский фольклор и народная культура сформировались на базе трех культурных источников: американского (индейского), европейского (испанцы и португальцы) и африканского. Значение и последующее воздействие каждого из них по-разному и в неодинаковой степени проявилось в различных районах континента — в зависимости от уровня развития индейской культуры, наличия и численности негритянского населения, связей с метрополией и особенностей его экономического, политического и культурного развития. В то же время эти три генетических корня четко прослеживаются и в структуре современного фольклора Латинской Америки, в котором можно выделить соответственно три пласта или слоя:

фольклор индейский, креольский и афро-американский, с рядом промежуточных (переходных) прослоек. Очевидно, что индейский фольклор является автохтонным, креольский и американский формируется на протяжении XVI—XIX вв. [105; 164—165].

Вполне логичным является то, что в данном контексте актуальным становится вопрос об историко-культурной и национальной самобытности Латинской Америки. Исследователи решают и комментируют данную проблему в двух направлениях — ищут корни латиноамериканской самобытности в фольклоре и литературе, а также в их взаимосвязи.

В.Б. Земсков в книге «Аргентинская поэзия гаучо» уделяет особое внимание проблеме взаимоотношения фольклора и литературы в Латинской Америке. Он выходит на прямое соотношение фольклора и литературы в контексте национальной самобытности: «...работа по формированию национального сознания состояла в том, что писатели брали традиционные формы исторического фольклора, аккумулирующие традиции этноса, и вкладывали в них новое идеологическое содержание. Иными словами, они возрождали и поднимали на новую ступень этническое сознание народа» [49; 9]. Именно литература возглавила процесс напряженного поиска сущности национальной и континентальной идентичности.

В XX веке латиноамериканская литературно-культурная модель, связанная своей генетикой, языком, историей развития с европейским, западным цивилизационным кругом, обнаруживает и свою «иную, неевропейскую, незападную онтологию, историческую уникальность, укорененность не только в европейском, но и в автохтонном субстрате, то есть в ином варианте коллективного бессознательного», — пишет В.Б. Земсков во введении к пятой книге «Истории литератур Латинской Америки» [51; 7]. В дальнейшем, по-другому развиваясь и функционируя, эта модель порождает иное соотношение индивидуальности и традиции.

В Латинской Америке все начинало твориться заново перед лицом современной истории, и писатель наделялся функцией «первотворца», создателя базовых элементов новой картины мира. Все писатели «инвентаризировали и метафоризировали новую открывшуюся явь, которая менялась из столетия в столетие, создавали ее базовые образцы, мифологемы, концепты, закладывая основы новой Традиции» [51; 8]. В создавшемся контексте слово становится инструментом творения новой реальности, а писатель — «человеком мифотворящим» [100]. «Мы испытываем необходимость насытить словами просторы немого материка, и нас пьянит эта работа — создавать мифы и называть именами вещи и явления» (Пабло Неруда) [51; 107]. Основная задача художника — претворить в индивидуальном поэтическом слове весь универсальный состав мира.

Синтезом фольклорного начала и литературной традиции, создающейся «первотворцом», явился так называемый «новый» латиноамериканский роман, вышедший на арену мировой литературы в 60—70-е гг. XX века.

Взлет латиноамериканского романа, ставшего одним из самых примечательных феноменов современной мировой прозы, заставил обратить внимание на ту действительность, которая его породила и которую он выразил. Новый роман можно и должно рассматривать в аспекте его жанровой оригинальности и новаторства. Но самое плавное — роман, присущими ему средствами воплотил самобытность исторического духовного опыта Латинской Америки, открыл для себя и для мира глубинные пласты народного сознания, специфику мироощущения человеческой общности, сформировавшейся здесь в процессе сплава разных этнических и культурных потоков. Новый роман, явившийся мощным орудием самопознания народов Латинской Америки, предстал как духовная, интеллектуальная, художественная сила, расширившая горизонты мировой культуры [91; 39].

Новый латиноамериканский роман, как выражение художественного-идеологического сознания народов континента, обнаруживает прямую связь с развитием философской мысли, с «идеей Америки». У него та же внутренняя цель: способствовать самовыражению, самоутверждению молодых наций.

В отличие от Африки и Азии, в этническом и культурном плане Латинская Америка формировалась как метисная. Европейский элемент вошел в ее культуру как один из конструирующих, отсюда широта горизонта латиноамериканской культуры. Аугусто Роа Бастос писал: «Настал момент, когда Латинская Америка должна научить Европу и США тому, чего она добилась ценою собственных долгих усилий» [91; 41].

В.Н. Кутейщикова и Л.С. Осповат в статье «Новый латиноамериканский роман — новый тип художественного сознания» пишут о роли мифологического мышления в формировании жанровой специфики нового романа: «Критическое освоение опыта европейской мифологической школы явилось необходимым фактором формирования нового латиноамериканского романа. Но это было именно критическое освоение: оно дополнялось и корректировалось собственным опытом писателей, выступавших от лица тех самых народов, которые представителями цивилизованного мира рассматривались лишь как объект исследования. Для европейского романиста мифологическое мышление оставалось архаикой либо экзотикой — он обращался к мифу с позиций современного сознания, углубляющегося в свои первоосновы. Для романиста Латинской Америки это мышление было живым и не менее современным, чем цивилизованное, что требовало уже не просто «обращения к мифу», но сопряжения двух эстетически равноправных, хотя и весьма различных типов сознания» [91; 76]. Эти различные типы сознания отражены в магическом (или «чудесном») реализме. Чудесное в нем — это то, что рождено народным воображением, реальное же — то, что отражает объективные исторические закономерности. Автором концепции «чудесной реальности» был писатель и теоретик литературы Алехо Карпентьер. Он изложил ее в 1948 г. в венесуэльской газете «Эль Насьональ», затем в качестве пролога к роману «Царство земное» в 1949 г. и постоянно говорил о ней, выступая с лекциями. «Чудесная реальность», по мысли Карпентьера, не имеет ничего общего с сюрреализмом, с его принципом нагромождения несочетаемых, «аморальных» форм и феноменов, а также и с «магическим реализмом» — последнее понятие связано с немецким экспрессионизмом 1920-х гг., его ввел в культурный оборот искусствовед Франц Рот своей книгой «Постэкспрессионизм. Магический реализм. Проблема новой европейской живописи» (Лейпциг, 1925). Согласно Ф. Роту, «магический реализм» — это принцип воспроизведения действительности с обязательным выявлением «магического» смысла, внутренне присущего обыденности» [52; 22—23].

Но уже в 1950—60-е гг. литературные критики начали употреблять понятия «магический реализм» и «чудесная реальность» как синонимичные, что и закрепилось в дальнейшем. Г.Г. Маркес также использовал эти термины и ввел еще один — «фантастическая действительность».

По мнению исследователей, магический реализм не может служить ключом к новому роману, такого ключа вообще не существует [91; 77]. Словно продолжая эту мысль, И.А. Тертерян пишет: «Как для современного человека вообще невозможна строгая детерминированность архаического мышления, так и в латиноамериканском романе нет абсолютной мифологичности. И в то же время в латиноамериканском романе нет той преодоленной мифологичности и того последовательного индивидуализма, что в европейских литературах. Латиноамериканский писатель находится на особой точке зрения: он созерцает мифологичность вне и внутри себя. Он уже в полной мере обладает способностью смотреть на среду, наделенную мифотворческим сознанием, и на само это сознание со стороны, расчленять, анализировать и воссоздавать его, но он ощущает его в себе как нечто неотчуждаемое, интимное, как основу его приятия и неприятия, восхищения и отвращения. И его, художника, дело эту мифотворческую основу заново переживать и заново познавать в изображаемом им мире» [100; 313].

Авторская мифология обобщает собственный опыт писателя и мифотворческую основу, берущую начало в магическом реализме, являющимся вербальным воплощением народной культуры. Под словосочетанием авторская мифология будем понимать корпус идей и представлений писателя, воплощенных в системе образов и мотивов, основанных на традициях народной культуры Колумбии и шире — Карибского региона, а также образно-эстетической базе общеевропейского культурного фонда.

Творчество Г.Г. Маркеса означило для колумбийской литературы переломный этап, определивший новые принципы поэтики и разработки художественной модели национального самосознания. Г.Г. Маркес был первым колумбийским писателем, кто обратил традицию национальной танатологии (описание смерти) в художественный прием, служащий сотворению новой, многомерной картины мира, как она представлена в романе «Сто лет одиночества» (1967). Совершенный Г.Г. Маркесом прорыв к новому мировидению вывел его в ряд ведущих мастеров «нового» латиноамериканского романа, сложившегося на аналогичных художественных принципах. Мощная художественная натура этого ведущего колумбийского писателя во многом предопределила дальнейшее развитие национальной литературы [43; 47].

В зарубежном и отечественном литературоведении нет работ по теме нашей диссертации, но очень многие исследователи касаются связи произведений Г.Г. Маркеса с мифологией, с народной культурой Латинской Америки. В дальнейшем мы введем их наблюдения, а сейчас все-таки отметим историографический обзор И.М. Петровского «По направлению к поэтике: Габриэль Гарсиа Маркес в зарубежном литературоведении». Исследования зарубежных ученых, посвященные творчеству Г.Г. Маркеса, И.М. Петровский подразделяет на несколько блоков: 1) исследования, в которых «произведения писателя рассматриваются как более или менее удачная иллюстрация к истории Колумбии последних трехсот лет и соотносятся с историческим романом» [87; 242]; 2) работы, в которых предприняты «попытки аллегорических толкований смыслов творчества Г. Гарсиа Маркеса» [87; 244]; 3) труды, посвященные анализу стиля Г.Г. Маркеса.

Внимание исследователей сосредоточено главным образом на крупной прозе писателя — романах «Сто лет одиночества» («Cien años de soledad», 1967), «Осень патриарха» («El otoño del patriarca», 1975), «Любовь во время чумы» («El amor en los tiempos del cólera», 1985). Отметим работы, наиболее близкие к исследуемому нами аспекту. Таковы статьи латиноамериканиста из университета штата Иллинойс Майкла Паленсия-Рота «Образ «Уробороса»: инцест в «Ста годах одиночества» (1981), где исследователь рассматривает мотив кровосмешения в романе как один из структурообразующих; «Пергамента Аурелиано Бабилоньи» (1982), где «Сто лет одиночества» интерпретируется в религиозно-мифологическом аспекте; а также его монография «Г. Гарсиа Маркес: круг, линия и трансформация мифа» (1983). Росальба Кампа (латиноамериканистка из Римского университета) в статье «Смысловые приемы в рассказах Гарсиа Маркеса» (1984) четко формулирует «основные стилистические приемы писателя» [87; 253]. Примечательно, что это исследование (единственное из всего обзора, предлагаемого И.М. Петровским) выполнено на материале рассказов. Р. Кампа анализирует рассказы «Последнее плавание корабля-призрака», «Самый красивый утопленник в мире», «Очень старый сеньор с огромными крыльями» и отмечает, что для персонажей характерно буквально-непосредственное отношение к миру, при этом, по ее мнению, «всю ответственность за правдоподобие повествования Г.Г. Маркес возлагает на рассказчика» [87; 253—254].

В.С. Столбов, автор первой в русском литературоведении работы о романе «Сто лет одиночества», предваряет в своей книге главу, посвященную Г.Г. Маркесу («Сто лет одиночества» — роман-эпос») эпиграфом, взятым из высказываний Г.Г. Маркеса: «Сто лет одиночества» — это всего лишь поэтическое воплощение моего детства» [96; 269]. «Сто лет одиночества» — это целостное литературное свидетельство всего, что так или иначе затрагивало меня в детстве..: В каждом герое романа есть частица меня самого», — утверждает писатель. Этой частицей может быть и знакомое с детства чувство одиночества, и какие-то черты характера, и главное, заветные мечты, втайне вызревающие плоды детского воображения» [96; 273]. Анализируя роман, исследователь основывается на самом тексте и высказываниях дона Габриэля из интервью и публицистики; он выделяет несколько стилистических элементов, образующих «синтез» «Ста лет одиночества»: сказка, притча, библейские легенды, античная мифология [96; 287—288]. Столбов подчеркивает, что «в народную сказочность Г.Г. Маркес вплетает современные «чудеса» и проделывает это столь искусно, что и концов не сыщешь» [96; 290].

В.Б. Земсков, прослеживая творческий путь Г.Г. Маркеса от ранних рассказов до повести «Хроника объявленной смерти», фокусирует свое внимание на источниках «мифологического и фантастического начал» [52; 108] у Г.Г. Маркеса. Исследователь выделяет несколько таких источников:

1. Народная культура прикарибской зоны Колумбии в форме бытового народного католицизма;

2. Латиноамериканский историко-культурный мифологизм, связанный с осмыслением истории Латинской Америки (ее открытие, конкиста, колонизация в XVI—XVII вв.);

3. Латиноамериканская агиография, где произошло смешение автохтонной (индейцы) и европейской (испанцы) традиций;

4. Испанский эпос и рыцарский роман.

Но всё же основным источником, по мнению Земскова, является «бытовое мифологизированное сознание, малая народная эпика, эпическая «молва», традиция устного рассказа, анекдота, суеверия, семейной или местной легенды» [52; 111].

В.Н. Кутейщикова и Л.С. Осповат («Новый латиноамериканский роман: 50—70 годы»), сосредоточив свое исследовательское внимание на романе «Сто лет одиночества», пытаются расшифровать фольклорно-мифологическую и архетипическую подоплеку произведения. «Инцестуальный брак, убийство, переселение на новые земли — мифологические «первоэлементы» многих легенд о происхождении и начальном периоде жизни народов» [64; 359]. Ученые считают, что тема инцеста и робинзонады — два метафорических воплощения одной «генеральной темы» — одиночества, из-за которого гибнет селение Макондо и весь род Буэндиа [64; 360].

И.М. Петровский в статье «Цирк и церковь Гарсиа Маркеса» пишет о двух «тайных силах» [89; 54] романа «Сто лет одиночества» — цирке и церкви. Они соприсутствуют в произведении, но при этом, по контрасту, противопоставляются друг другу. Церковь и все, что связано с католической религиозной традицией символизирует «беспамятство, ханжество» [89; 54], утрату истины — жизненной и человеческой. Цирк же — это «освобождающее познание мира, себя, судьбы» [89; 55].

Вс. Багно в статье «Об одиночестве, смерти, любви и прочей жизни», акцентирует связь писателя не только с народной поэзией Колумбии (и шире — с «народным мировидением»), но и с «наивным, нравственно безупречным миром лубка». Он считает, что в книгах Г.Г. Маркеса 1960—1970-х годов, принесших писателю мировую известность, оживает «простодушная сказочность русского лубочного романа XVIII—XIX вв., немецких народных книг XVI—XVII вв., испанского рыцарского романа XVI столетия» [27; 20]. Обосновывая свою позицию, Вс. Багно обращается к русскому материалу: он приводит мнение Л. Толстого насчет самого «читаемого» писателя в России — это И. Кассиров,1 один из «корифеев народного лубка», книги которого расходились значительно большими тиражами, чем произведения самого Л. Толстого, Лескова или Тургенева. Секрет притягательности для народного читателя книг И. Кассирова был в том, что в них, как и вообще в лубке, была смесь живых деталей быта, суеверий, потребности в чудесах и вера в них, тяга к преувеличениям, мешанина из элементов истории и культуры разных эпох и народов, незатухающий интерес к темам любви, смерти, справедливости, благородства. Даже заглавие сборника Г.Г. Маркеса «Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке» напоминает заглавия таких лубочных романов, как «История о храбром рыцаре Францыле Венциане и прекрасной королеве Рынцевене», «Гистория о Барбосе Гишпанском, который разорял по научению Францышка Францыю». Массовый читатель тянулся к лубочным повестям и романам, потому что они расширяли «горизонты», давали «ответы на мировоззренческие вопросы». Вс. Багно уверенно пишет о романе «Сто лет одиночества» как о «лубочном романе, созданном великим писателем», а причину поразительной популярности романа в разных странах видит в том, что «лубочное сознание интернационально» [27; 20].

Книга Ю. Папорова «Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе» дает краткий рассказ о жизни и творчестве писателя, его литературном окружении и о том, как был создан один из самых оригинальных романов XX века — «Сто лет одиночества». Автор попытался написать биографию Г.Г. Маркеса и историю создания романа «Сто лет одиночества» в виде почти виртуальных диалогов и авторского повествования — в ее основе письма, интервью, газетные и журнальные очерки, эссе, также статьи и воспоминания таких известных писателей, как Х. Кортасар, К. Фуэнтес, М.В. Льоса др. Исследователь видит в Г.Г. Маркесе «большого мастера органичного соединения литературы и народных мифов» [86; 5].

Англоязычные исследователи наиболее пристальное внимание уделяют, конечно, знаменитому роману «Сто лет одиночества». Например, Lois Simpson в статье «Death in "One Hundred Years of Solitude"» пишет о том, что смерть на протяжении всего романа тесно связана с одиночеством. Люди рода Буэндиа движимы каким-то внутренним безумием и тягой к одиночеству. L. Simpson однозначно говорит о пессимизме финала произведения, но не о смерче, унесшем Макондо, а о ребенке Аурелиано и Амаранты Урсулы: «Самый последний Аурелиано, рожденный в роду Буэндиа, появляется на свет с проклятием, которого так боялись — со свиным хвостом... Последнего Буэндиа поглощает одиночество предков (курсив автора — К.К), и поскольку он беспомощен, то также погибает» [172].

Mark Frish проводит подробный сопоставительный анализ романов «Сто лет одиночества» Г.Г. Маркеса и «Шум и ярость» У. Фолкнера [181]. Он пишет о влиянии У. Фолкнера на творчество Г.Г. Маркеса с точки зрения художественного метода и стиля. Исследователь сопоставляет два произведения по нескольким позициям: изображение характеров; изображение семьи и рода; характеристика пространства; особенности времени и его виды (линейное, циклическое); образ повествователя. Анализ проводится на персонажном, сюжетном, мотивационном уровнях, а также на уровне субъектной организации романов.

David Mullan в статье «Magic Realism: a problem» [162] не ставит целью анализ конкретных произведений Г.Г. Маркеса, но привлекает их (главным образом роман «Сто лет одиночества») в качестве иллюстративного материала при рассмотрении феномена «магического реализма». Мастером «магического реализма» D. Mullan считает Х.Л. Борхеса, а Ф. Кафка, по его мнению — европейский эквивалент «магического реализма». Атрибутивный признак магической реальности — это наличие фольклорных элементов в повествовании и вплетение фантастического в полотно повседневной обыденности, при этом о фантастическом всегда говорится как о будничном, с невозмутимой интонацией. В заключении автор статьи пишет: «Естественно, магический реализм существует не только в Латинской Америке, он есть и в других странах. Но у латиноамериканского магического реализма есть особый отличительный признак: вплетаясь в повседневную жизнь, магическое и чудесное не только не вызывают удивления, но воспринимаются как истинно реальное, пропущенное через призму народного сознания» [162].

Исследования латиноамериканских ученых отражают связь отдельных особенностей прозы Гарсиа Маркеса с мировой литературной традицией. К их числу относится монография испанского литературоведа Пабло Луиса Авилы «Г. Гарсиа Маркес, Н.В. Гоголь, И.Б. Зингер: три параллельные структуры» (1980), статья уругвайского литературного критика М. Паскаля «Америка, Гарсиа Маркес и Нобель» (1983), где речь идет о процессе субъективизации рассказчика в прозе Г.Г. Маркеса; параллель Гарсиа Маркес/Сервантес и Гарсиа Маркес/Рабле проводят венесуэльский критик Аделис Леон Гевара в книге «Рождение и апофеоз романа» (1981) и профессор флорентинского университета Роберто Паоли в статье «Carnavelesco у el tiempo ciclico en "Cien años de soledad" (1984) соответственно. Идея циклического времени в художественном мире писателя является общей для работ Марты Л. Кенфилд, Альфонсо де Topo, Росальбы Кампы, Майкла Паленсия-Рота и многих других. Профессор Остинского университета (Техас), крупнейший перуанский литературовед, поэт и философ Хулио Ортега посвятил две главы своей книги «Поэтика перекодировки» романам Г.Г. Маркеса «Сто лет одиночества» и «Осень патриарха». Исследовательскую тактику Ортеги отличает «целостный подход с элементами структурно-семиотического анализа, объединяющий исследования различных внутренних уровней текстов Гарсиа Маркеса: художественный мир, язык, стиль, сюжет» [Цит. по 87; 259].

Проведенный историографический обзор дает основание считать, что в литературоведении лишь намечен подход к изучению фольклоризма Г.Г. Маркеса. Актуальность нашего исследования определяется назревшей потребностью изучить проблему фольклоризма Г.Г. Маркеса, как и вопрос о народном мифологизирующем сознании, лежащем в основе его авторской мифологии. Необходимо привлечь беседы с критиками, интервью с журналистами и рассмотреть его суждения, оценки, полемические высказывания фольклорной тематики; выявить его знания образного строя, жанровой системы, художественных средств латиноамериканского фольклора, а также его отношение к народному католицизму; дать аналитическую характеристику связи мировидения писателя с народным мифологизирующим сознанием, которое в значительной мере определяет содержательность и поэтику рассказов, романа «Сто лет одиночества». В частности, до сих пор актуальным остается вопрос о характере комического, об обусловленности смеха народным мифологизирующим сознанием. Не менее актуальным является изучение органической связи Г.Г. Маркеса с европейской культурной традицией, к которой писатель сознательно обращался как к источнику подлинных духовных ценностей мирового порядка, и использовал в своих произведениях. Художественное претворение европейских легендарных сюжетов и мотивов (включая библейские) привнесло в рассказы Г.Г. Маркеса неповторимую своеобычность и ждет анализа.

Научная новизна исследования заключается в том, что в диссертации впервые проанализирован фольклоризм рассказов Г.Г. Маркеса 1940—1960-х гг.: выявлены использованные писателем мотивы, образы, жанры, приемы поэтики из латиноамериканского фольклора и общеевропейского легендарного фонда; вскрыта также сюжетообразующая роль фольклора в романе «Сто лет одиночества»; представлена авторская мифология Г.Г. Маркеса, содержательность которой во многом обусловлена народным мифологизирующим сознанием.

Цель диссертации: исследовать особенности творческого претворения латиноамериканского фольклора и общеевропейского легендарного фонда в рассказах Г.Г. Маркеса 1940—60-х гг. и принципов народного мифологизирующего сознания в его авторской мифологии.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: 1. Дать аналитическую характеристику отношения Г.Г. Маркеса к устной и письменной словесности; 2. Выявить приемы и способы художественного претворения фольклора, использованные Г.Г. Маркесом в рассказах 1940—60-х гг.; выявить фольклорно-мифологический характер сюжетно-композиционной основы романа «Сто лет одиночества»; 3. Обозначить и проанализировать основные константы народного мифологизирующего сознания, лежащие в основе авторской мифологии Г.Г. Маркеса.

Объектом исследования является фольклоризм произведений Г.Г. Маркеса, предметом — фольклорно-мифологический материал, воплощенный в художественных произведениях писателя, а также привлеченный им в интервью, в беседах с критиками, журналистами. Материалом исследования являются рассказы Г.Г. Маркеса 1940—1960-х гг., но, конечно, не все. В этот период он написал около ста рассказов, к анализу привлекаются те, что вошли в сборники «Глаза голубой собаки» (1951), «Похороны Великой Мамы» (1962). Материалом исследования является также роман «Сто лет одиночества» (1967), но эпизодически привлекаются «Осень патриарха», «Генерал в своем лабиринте» и некоторые другие произведения Г.Г. Маркеса.

Цель и задачи диссертации определяют выбор методов научного исследования. Поскольку фольклоризм рассказов Г.Г. Маркеса, как и его авторская мифология, недостаточно исследованы, на первый план выступает необходимость преимущественного обращения к историко-генетическому и типологическому методам, что не исключает применения и других методов, в частности, историко-функционального.

Теоретической основой диссертации являются классические исследования по фольклористике, мифологии, этнографии, в которых разработаны принципы типологического, функционально-семантического и контекстного анализа народной культуры. Это труды Дж. Фрэзера, М.М. Бахтина, Е.М. Мелетинского, О.М. Фрейденберг, В.Н. Топорова, В.Я. Проппа, Г.Д. Гачева, М. Элиаде, К.В. Чистова, М.Д. Медриша, А.И. Лазарева, У.Б. Далгат. А также труды российских исследователей-латиноамериканистов В.С. Столбова, В.Б. Земскова, И.А. Тертерян, В.Н. Кутейщиковой, Ю.Н. Гирина; работы зарубежных латиноамериканистов: Р. Кампы, М. Паленсия-Рота, Р. Паоли, М. Паскаля.

Положения, выносимые на защиту:

1. Фольклор и литература — устная и письменная формы единой словесности; находясь в состоянии неразрывности, но и неслиянности, они взаимообогащаются и функционируют по принципу дополнительности, поскольку только вместе способны удовлетворить художественные потребности общества.

2. Г.Г. Маркес полагал, что фольклор, отражая окружающую реальность, сам является этой реальностью, поэтому есть легендарный василиск — существо с головой петуха, туловищем жабы и хвостом змеи, есть возвращающиеся по ночам к своим женам умершие мужья — подобные фантастические вещи являются атрибутами «чудесной действительности» всей Латинской Америки и, в частности, Карибского региона; «чудесное» носит у Г.Г. Маркеса не вымышленный, а вполне действительный характер, потому что за «чудесной действительностью» стоит народное мифологизирующее сознание.

3. В народном творчестве первичны, а в литературе вторичны представления об отсутствии непроходимой черты между миром живых и миром мертвых, отсюда возможность неоднократного возвращения умершего в мир здравствующих людей, отсюда возможность «жизни в смерти» и «смерти в смерти», а также мажорное представление о взаимосвязи, переходе одного в другое; к этой же категории относятся представления о сне-смерти, о реальности сновидений, об оборотничестве, о способности отдельных индивидов воздействовать на силы природы, о добрых или злых действиях носителей тайных знаний.

4. Цирковое искусство, занимающее значительное место в произведениях Г.Г. Маркеса, является, по мысли писателя, традиционным народным искусством и оно, кроме развлекательно-увеселительной функции, несет представление об идеале, об исключительных физических возможностях и способностях человека, а с другой стороны, связано с познанием человеком окружающего мира в самых разных формах, начиная от природно-физических и заканчивая духовно-культовыми; история рода Буэндиа в романе «Сто лет одиночества», написанная цирковым артистом и магом Мелькиадесом, — это чудо, свойственное латиноамериканской действительности, и коррелирующее с мировым тайным знанием.

5. Авторская мифология — это часть художественного мира Г.Г. Маркеса, являющая собой корпус идей и представлений писателя, воплощенных в системе образов и мотивов, основанных на традициях народной культуры Колумбии и шире — Карибского региона, а также образно-эстетической базе общеевропейского культурного фонда. Авторская мифология способствует раскрытию связи индивидуального с архетипическим и общенациональным в творчестве писателя.

6. Авторскую мифологию Г.Г. Маркеса образуют два блока: «Космос» и «Человек». «Космос», в свою очередь, подразделяется на «природное» и «предметное». Образно-семантической доминантой авторской мифологии является система «водных» элементов (море-дождь-лед), что принадлежит разделу «природное» в блоке «Космос». Структурная однородность авторской мифологии Г.Г. Маркеса выражается во взаимодействии Космоса и Человека.

7. В авторской мифологии Г.Г. Маркеса отражено повседневное и «космическое» бытие человека. Процесс формирования характера и раскрытие внутренней сущности человека осуществляются только при взаимодействии с Космосом. Космос выступает в функции идеала и «корректирующего» начала по отношению к образу жизни, характеру и поступкам человека. Космос как зеркало отражает достоинства и недостатки, достижения и просчеты человеческой личности.

Научно-практическая значимость результатов исследования связана с возможностью их использования для дальнейшего изучения творчества Г.Г. Маркеса, разработки спецкурсов и спецсеминаров, преподавания истории зарубежной литературы XX века, комментирования произведений писателя.

Апробация результатов исследования.

Основные положения и результаты работы были представлены в виде научных докладов на международных научных конференциях «Дергачевские чтения» (Екатеринбург, 2004, 2006, 2008), «Синтез документального и художественного в литературе и искусстве» (Казань, 2008), «Классика и современность: проблемы изучения и обучения» (Екатеринбург, 2009), «Пятые Лазаревские чтения» (Челябинск, 2011), межвузовской конференции «Кормановские чтения» (Ижевск, 2007, 2009, 2010, 2011), и всероссийской научно-практической конференции «Проблемы взаимодействия языка, литературы и фольклора и современная культура» (Уфа, 2011), а также на XIX научном семинаре «Народная культура Сибири» (Омск, 2010).

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и двух приложений.

Примечания

1. Кассиров И. (наст. имя Ивин Иван Семенович, 1868—1918) поэт-самоучка, лубочный писатель, в 1880—90-ые гг. был основным поставщиком литературной продукции для московских лубочных издателей П. Шарапова, Е. Губанова, И. Сытина, выпустил более 100 книг, часть которых неоднократно переиздавалась. Подробнее см.: Русские писатели, 1800—1917. Биографический словарь. T.2. — М., 1992. С. 392—394.

  К оглавлению Следующая страница


Яндекс.Метрика Главная Обратная связь Ссылки

© 2024 Гарсиа Маркес.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.